и белую рубашку. Лицо незнакомца было гладко выбрито, волнистые волосы откинуты назад, что придавало мужчине обаяние и шарм. Он кого-то ждал – постоянно смотрел на мобильный телефон, не обращая внимания на чашку кофе, которую заказал, видимо, для того, чтобы просто так не сидеть в ресторане.

Я вытащила свой мобильный и набрала номер Михаила Корчагина. Как я и ожидала, телефон мужчины зазвонил. Он взял трубку, я нажала на «отбой» и подошла к его столику.

– Доброе утро, – поздоровалась я с ним. – Евгения Охотникова. А вы, полагаю, Михаил Викторович Корчагин?

– Да, вы не ошиблись, – улыбнулся мужчина. – Присаживайтесь…

Он встал и галантно выдвинул мне стул. Я опустилась на сиденье.

– Вы голодны? – вежливо осведомился Корчагин. – Здесь готовят замечательные завтраки, очень советую.

– Нет, я уже ела, благодарю. Ограничусь чашкой кофе, – произнесла я.

К нашему столику подошла официантка и с улыбкой спросила, готовы ли мы сделать заказ и не принести ли меню. Я попросила чашку эспрессо, Корчагин посмотрел на свой кофе и заказал американо с ореховым сиропом. Немного подумав, дополнил:

– И кремовое пирожное к кофе.

Я последовала его примеру и тоже заказала десерт.

Официантка отправилась выполнять наш заказ, а я посмотрела на Михаила Викторовича и проговорила:

– Думаю, стоит перейти к сути дела. Мне хотелось бы знать, что произошло с вашей дочерью, вы ведь для нее хотите нанять телохранителя?

– Да, для Даши, – кивнул Корчагин. Немного помедлил, потом продолжал: – Даже не знаю, возьметесь ли вы за мое дело… Наверно, вы решите, что я зря себе навыдумывал и что моей дочери ничего не угрожает, вот только боюсь, это не так…

– Вы не можете знать наверняка, что я решу, – заметила я. – Давайте по порядку. Расскажите, что случилось, а потом я скажу вам, возьмусь за ваше дело или нет.

– Да, вы правы, – вздохнул Михаил Викторович. – В общем, у меня есть дочь, Даша. Ей девятнадцать лет, воспитываю я ее один. Точнее, раньше, когда Леночка – моя жена – была жива, Даша росла в полной семье. Но четыре года назад Лена трагически погибла – мы попали с женой в аварию, я отделался переломом руки, а вот жена получила тяжелые травмы… Месяц она лежала в коме, а потом… Потом, увы, ее не стало…

Он остановился. Официантка принесла наш кофе и десерты, с вежливой улыбкой поставила поднос на столик, после чего пожелала нам приятного аппетита и удалилась. Я сделала глоток эспрессо, проговорила:

– Соболезную вашему горю. Вы, как я понимаю, повторно не женились?

– Нет, Леночка была и остается единственной женщиной в моей жизни, – покачал головой Корчагин. – Сомневаюсь, что я когда-нибудь начну новые отношения. После ее смерти как будто умерла часть меня, и я до сих пор не могу себе простить ее гибели. Я ведь был за рулем и вовремя не смог затормозить – на встречную полосу выехал грузовик, а Лена была не пристегнута. Если бы она воспользовалась ремнем безопасности, то, возможно, осталась бы жива… Но жена в тот вечер забыла пристегнуться, а я не посмотрел, что она едет без ремня безопасности. Мы ехали на день рождения к подруге Лены, Наташе, и жена выходила по пути в магазин, покупала подарок. Дочь с нами не поехала, она готовилась к экзаменам, училась в девятом классе, поэтому мы были вдвоем с Леночкой. Я, как назло, задержался на работе, поэтому пришлось ехать быстро, а тут еще этот проклятый грузовик нарушил правила дорожного движения, и в результате вместо дня рождения мы с женой оказались в больнице. Признаться, после смерти Леночки я сам хотел уйти из жизни, только мысль о дочери удерживала меня от самоубийства. Сама Даша тяжело переживала утрату матери, она замкнулась в себе, сидела в своей комнате, не ходила в школу, отказывалась от еды. Мне надо было жить ради дочери, надо было помочь Даше выйти из депрессии и самому не погрузиться в омут отчаяния. Существует поговорка «Время лечит», но это ложь. Со временем боль не утихла, и никогда не утихнет, это я точно знаю. Можно приучить себя жить с болью, но исчезнуть – она никогда не исчезнет…

Михаил Викторович замолчал. Я ждала, когда он продолжит свою историю, но было видно, что вспоминать о смерти жены мужчине тяжело. Не знаю, зачем он стал мне все это рассказывать, – Елена погибла из-за несчастного случая, ее не убили. Хотя кто знает, быть может, дело, которое мне предстоит вести, связано со смертью жены Михаила Викторовича…

– Но вы справились с горем, верно? – произнесла я, когда пауза в рассказе Корчагина слишком затянулась.

Михаил Викторович кивнул, отпил глоток кофе и отломил ложечкой кусок пирожного.

– Никогда раньше не любил сладкое, – заметил он, кивая на десерт. – Когда Леночка была жива, я всегда просил ее готовить мясные блюда, она превосходно готовила… И вообще отлично с домашними делами управлялась, у нее к этому был талант. Красавица, умница, хозяйственная, в общем, мне очень повезло. Жаль, ненадолго… Когда Лены не стало, я серьезно раздумывал о способах самоубийства. Петля на шею для человека со сломанной рукой – вещь весьма проблематичная, застрелиться не из чего, а наглотаться таблеток как-то несолидно, такое разве что барышни могут себе позволить. Я даже начитался статей о самых невероятных суицидальных попытках. Наткнулся на рассказ об одной девушке, которая решила уйти из жизни с комфортом и наелась шоколада. Понятия не имею, сколько надо слопать шоколадок, чтобы отправиться на тот свет, но идея мне понравилась. Кстати, та самоубийца так и не умерла, испугалась и вызвала «Скорую». А я купил себе плитку шоколада и, как это ни парадоксально, съел ее целиком. Вы, поди, удивляетесь – у человека горе, умерла жена, а он шоколад трескает. Увы, я не из тех людей, у которых стресс отбивает аппетит, – почему-то из-за трагедии я стал есть много сладостей. Так и пристрастился к конфетам и пирожным… Вы уж простите, что я так много не по делу болтаю, сам от себя не ожидал. Признаться, с дочерью мы не говорим о Лене, у нас установилось негласное правило – не разговаривать о ней. Но при этом и я, и дочь постоянно думаем о Леночке, просто вслух не говорим, чтобы друг другу не напоминать о