И ни один из них не догадывался об истинной причине подобного поведения. Даже сам Эдвин был не в состоянии озвучить её. Не придумали ещё слова, чтобы описать то, что происходило на его сердце, где навсегда воцарилась другая.

То, что месяц назад случилось с ним по пути в Дуаер, иначе как божественным провидением не назовёшь. Будто сам господь воспротивился тому, чтобы Эдвин попал в замок раньше срока. 

На второй день путешествия конь оруженосца оступился и повредил ногу. Они замедлились, и последующую ночь, не найдя пристанища, вынуждены были провести в дороге. К её окончанию, когда силы коней уже были на исходе, всадники решили сделать привал.

Эдвин всё ещё находился в седле, когда на них напала стая волков. Сэм, его конь, испугавшись, помчался вперёд не разбирая дороги, а вот оруженосцу на раненной лошади, похоже, повезло меньше: ни в ближайших селениях, ни на постоялом дворе, где ждали остальные рыцари, он так и не объявился. 

Вернуться назад по своим следам Эдвину помешал не прекращающийся снегопад. По мху на деревьях он смог определить направление, в котором необходимо двигаться, чтобы выйти на дорогу, и когда через несколько часов ему удалось это сделать, её уже и дорогой-то трудно было назвать: снег доходил Сэму до плюсны, а кое-где и до колена. 

В пути он провел день и всю последующую ночь. Эдвин опасался, что дорогу заметёт окончательно, поэтому стремился уехать как можно выше в горы, за которыми и находился Дуаерский замок. Лишь под утро он был вынужден сделать остановку, но и в этот раз она едва не стоила ему жизни. 

Он как раз седлал Сэма, намереваясь снова отправиться в путь, когда огромный вепрь-одинец неожиданно выскочил на них из-за кустов. Конь громко заржал и встал на дыбы, молотя копытами в воздухе. Кабан бросился на него, Сэм отскочил в сторону, припадая на левую ногу, тем самым поставляя под удар Эдвина. Он замешкался лишь на мгновение, пытаясь дотянуться до меча, притороченного к седлу, когда острый, как кинжал клык вспорол его бедро…

Закалённый в жестоких боях, Эдвин неоднократно смотрел в лицо смерти. Шрамы от более тяжких ранений испещряли всё его тело. Эта рана хоть и была глубокой, но не настолько, чтобы вызвать его беспокойство. Он как смог очистил её, перевязал ногу и едва ли не сразу выкинул это происшествие из головы. 

Когда на третьи сутки его попеременно стало кидать то в жар, то в холод, Эдвин понял, что рана воспалилась. К несчастью, чем дальше он продвигался на север, тем всё реже встречались ему поселения. Когда, проехав следующие полдня, он не увидел ни единого жилища, и ни единого всадника не проехало ему навстречу, Эдвин понял, что положение его становится критическим. Неприятностей добавила и погода: неожиданно поднялась метель, принося с собой ещё больше снега, ещё больше холода. 

Шагая в вязких сугробах, Сэм высоко поднимал ноги, и каждое его движение отдавалось болью в раненной ноге. Эдвин даже был рад этому: чувствовать боль означало пребывать в сознании. Потерять его и свалиться с коня в его ситуации означало верную смерть. На всякий случай он крепко обмотал руки удилами и полностью положился на Сэма.

Конь был Эдвину верным товарищем, неоднократно вытаскивающим его и из более тяжких передряг. Вот и сейчас он доверился ему, зная, что Сэм обязательно вывезет его к людям.

А того будто подгоняли неведомые силы. Конь шагал через снег, холод и ветер, пока его седок не перестал их чувствовать. Но даже тогда он ни на минуту не остановился. Неуправляемый, Сэм свернул в лес и тем самым привёл Эдвина к той, что спасла его.

К той, что за спасение забрала в уплату его сердце.

~*~

Из башни он вышел ранним утром, чтобы вывести коня на прогулку. Эдвин никому не доверял заботу о нём, да и сам Сэм редко когда подпускал к себе чужих людей. 

Спасшая его маленькая лесная колдунья стала счастливым исключением. 

Он не мог даже представить, как она справилась с могучим конём. Как сумела довести до дома. Сколько сил стоило ей стащить с седла самого Эдвина и занести его в дом. В тот единственный раз, когда девушка ненадолго оказалась в его объятьях, он почувствовал насколько маленькой и хрупкой она была. Не тщедушная, а именно изящная и миниатюрная, словно одна из диковинных статуэток из южных стран, что так обожала покойная матушка. Он помнил, как мальчиком взял без спроса одну, чтобы хорошенько рассмотреть. Это была фигурка девочки, выполненная из чёрного камня, гладка и прохладная на ощупь. Он так боялся её повредить, что, ставя на место, случайно задел остальные. Две или три тогда разбились. Матушка очень горевала по ним, но к его удивлению наказание за эту провинность не последовало. Эти вещи не несли в себе никакой ценности и были дороги только ей. Именно тогда Эдвин впервые узнал, что даже самое ничтожное проявление слабости может стать причиной большого потрясения. За последний месяц он окончательно в этом убедился.

Эдвин помнил, как впервые пришёл в себя в доме Эсти. От слабости у него кружилась голова. Не сразу он понял, что криво сколоченные брёвна, меж которыми кое-где проглядывали широкие еловые лапы, - потолок небольшой хижины. Он несколько минут таращился перед собой, прежде чем взгляд скользнул вдоль каменных стен, занавешенных пучками высушенных трав, к наваленным на него медвежьим шкурам. Было довольно тепло, но Эдвина всё равно бил озноб – последствие перенесённого жара. Он поднял руку, чтобы подтянуть шкуры повыше, и именно в этот момент услышал приглушённое рычание. Повернув голову, неожиданно для себя он оказался лицом к лицу с огромным светло-серым волком.

Поначалу Эдвин решил, что зверь – фантазия его воспалённого мозга. Волк не скалился, не щетинился. Не прижимал уши к голове и не делал попытки напасть. Он смотрел прямо на него и чуть приглушённо рычал. Словно сторожевой пёс, который предупреждает, что вы зашли на его территорию. Эдвин замер и на всякий случай отвёл глаза; обратное зверь мог принять за агрессию. Прошло несколько минут, прежде чем волк отошёл от него. Но недалеко. Покрутившись несколько раз вокруг себя, он улёгся у изголовья лежанки, положив морду на лапы, словно обычный пёс.

Эдвин оторопел: ничего себе! Куда это его занесло? Что это за место и кто впустил сюда волка? Забыв о своём состоянии, он с интересом принялся осматриваться. 

Несколько раз его взгляд цеплялся за кучу тряпья, лежащую возле очага. Но лишь когда эта куча зашевелилась, он с изумлением обнаружил, что смотрит на показавшуюся из-под неё узкую ступню, обтянутую чулком из неокрашенной шерсти.

Волк внизу тихо зарычал, будто предупреждая: это моё, не смей даже помыслить плохое.

Эдвин не обратил на него внимания, оторопело таращась на маленькую женскую ножку. Через некоторое время она скрылась под покрывалом, на поверку оказавшимся юбкой серого домотканого платья. Затем «куча» пришла в движение, и Эдвин с удивлением обнаружил, что смотрит на свернувшуюся в комочек спящую молоденькую девушку.

Она выглядела совсем ребёнком. То, что служило ей одеялом, упало за спину, и даже в тусклом солнечном свете, едва просачивающимся в хижину, он видел, как дрожат от холода узкие девичьи плечи. Лёжа на боку, она подпёрла подбородок маленьким кулачком, накрытым ладонью другой руки. Из-за рассыпанных белокурых волос он не видел её лица – лишь небольшой носик изящной формы, изгиб тёмных бровей и нижнюю губу, немного выпяченную во сне.