Хм. Кажется, меня сейчас будут убивать.

Андрей

— Что? Что ты сказала? — процедил Андрей, делая шаг вперёд и нависая над соседкой. Думал, испугается, но она только усмехнулась и повторила, задирая голову:

— Да как гей. Смазливый такой, чистенький, женоподобный. Маникюр и педикюр делаешь, наверное? Да, кстати, забавно… — Мармышка рассмеялась. — Педикюр! От слова «педик»!

— Я не педик.

— Да ладно, — она прищурилась. — Можешь не оправдываться. Мне-то что?

Чёрт, что ж так бесит-то?

— Да не педик я! Я вообще был женат!

— Не аргумент. Многие педики женаты или были женаты. А потом они понимают, что их судьба не там, и разводятся, дабы предаваться разврату. Хотя… — Она вдруг отвела глаза и, улыбнувшись как-то беспомощно, тихо добавила: — Да и не только педики, конечно…

Но Андрей почти не обратил внимания на эти слова. От возмущения он уже чуть не взрывался.

Разврату… Много эта мелочь понимает в разврате!

Хотя он тоже… не особо.

— Так что нечего мне тут… Про печенье на ночь глядя, — пробурчала мармышка обиженно и вновь поглядела на него. — Можно подумать, моё печенье кому-то сильно жить мешает. А вот твой перфоратор…

— Без перфоратора ремонт не сделать. А печенье мешает! Чем больше вес, тем громче топаешь.

Кажется, она скрипнула зубами.

— Беруши в уши — и адьос, амигос!

— Я не люблю спать с берушами.

— Ясно, — мармышка подняла брови. — Сверлить ты любишь, а с берушами спать — нет. Мальчиков любишь, девочек нет. Какие у тебя ещё недостатки?

— Я не люблю мальчиков.

— Да-да, — она закивала. — Конечно. Так я и поверила. Ты… как это называется? Латентный гомосек, во.

— Кто?!

— Хм, — мармышка прищурилась. — Слишком много умных слов, да? Латентный гомосек — равно скрытый педик. То бишь, педик, который отрицает, что он педик, но это не мешает ему быть педиком.

Ух, как же хочется её задушить!!!!

— Не педик я! — почти заорал Андрей. — Доказать?!

— И как ты это мне собираешься доказывать? — удивилась мармышка. — Что, у педиков какие-то особые приметы есть? Как клыки у вампиров?

— Вот так! — прорычал Андрей, схватил соседку обеими руками за плечи, чтобы не вырывалась, и поцеловал.

Анна

А-а-а… У-у-у… О-о-о… М-м-м…

Вот же блин. А неплохо.

И нежно, и в то же время решительно…

И приятно, как ни странно. Так что я решила не сопротивляться. Просто стояла столбом, наслаждаясь тем, как мой сосед по лифтовой тюрьме изо всех сил старается показать своё поцелуйное мастерство.

— Ну и? — спросил, перестав целовать. — Что?

— Ничего, — я равнодушно пожала плечами. — Это ничего не доказывает.

— Как это?

— Вот так! — я округлила глаза. — Я тоже могу поцеловать девочку и сказать — смотрите, я лесбиянка. А могу и собаку в нос поцеловать, это же не значит, что я с собаками того самого…

— А очень похоже! — мрачно процедил сосед. — Что ты с собаками того самого.

— Это твоя больная фантазия, — я усмехнулась. — Наверное, у всех педиков такая.

— Я не педик!

— Ну да, ну да, — я кивнула. — Конечно. Ты не педик, я лесбиянка. Всё честно.

Надо же, а ведь он серьёзно решил, что я считаю его педиком! Похоже, с чувством юмора тут всё очень плохо. Печально.

У Олега тоже было неважно с чувством юмора, и из-за этого он иногда на меня смертельно обижался. Мог на полдня надуться, услышав в магазине во время примерки, что «в этой куртке он похож на глисту в скафандре». Глиста казалась ему очень обидным словом.

А какой он скандал мне устроил, когда я, принимая гостей, пошутила, открывая дверь: «Здравствуйте, гости дорогие! Вас приветствует хозяин квартиры, — указала на себя, — и его верный падаван, — на Олега. — Будьте как дома в нашем дурдоме!»

Ну фигня же полнейшая. Но с ним получилось так, как любит говорить моя мама: «Не всё шутка, где есть юмор». Юмор был, а вот шутки не вышло. Вышла трагедь.

Но если чувства Олега я старалась щадить, то с чего мне щадить этого… дятла-перфоратора?

— И вообще, а почему ты так сопротивляешься? Ну гей. Можно подумать, геем быть плохо.

— Я не гей потому что!

Хы. Кажется, у него сейчас из макушки дым повалит.

Или из ушей…

— У всех свои недостатки, короче. Я вон чай на ночь пью с печеньем, ты мальчиков любишь. О, кстати! — Я даже оживилась. — А ты актив или пассив?

Мрачная соседская морда после этой фразы теперь точно будет сниться мне в кошмарах.

— Сейчас узнаешь.

И тут он опять меня поцеловал.

Но на этот раз ещё и прижал к стене лифта всем корпусом. И руки нахально сжали грудь.

Вот это у дятла наглость!

А потом одна из них опустилась и залезла ко мне в джинсы…

Андрей

Мармышка что-то промычала ему в губы, но что, Андрей не понял — он, нащупав пальцами искомое и ощутив, как девушка вздрогнула, начал двигать рукой.

— Ты шо делаешь, придурок, — прошипела-прошептала мармышка, дёрнув головой, чтобы освободить губы, но у неё это толком не получилось — Андрей тут же вновь поймал их и, раздвинув, стал ласкать языком, не прекращая движений пальцами внизу.

Мармышка вдруг всхлипнула, а после сладко, протяжно застонала. И Андрей неожиданно понял, что хочет её. Плевать, кем она его там считает. Он её хочет. И получит… сейчас.

Не отвлекаясь от ласк, второй рукой Андрей задрал мармышке свитер и спустил ниже бюстгальтер, оголяя остренькие розовые соски. Оторвался от губ, наклонился — и втянул один в рот, второй сжимая пальцами.

— Ах, — сказала мармышка и, всхлипнув, призналась как будто с неохотой: — Классно как…

Классно? Не-ет, ей ещё пока не было классно, всего лишь приятно.

И Андрей усилил напор внизу, одновременно с этим прикусывая один сосок, а второй зажимая пальцами…

***

Анна

Надо его остановить. Точно, надо, обязательно…

Ой, нет, не сейчас. Попозже…

Слишком приятно… Слишком давно у меня этого не было…

Да, попозже…

Настойчивые, требовательные пальцы ласкали внизу, а губы и руки занимались грудью, и с каждым движением мир уплывал всё дальше, оставляя после себя чистое наслаждение.