а ему никто не поверил. Все кричали, что такое бывало только у ivan’s и только в сорок первом году. Черт, да я и вправду пьян… Но вы-то поняли, к чему я клоню?

— Я тоже не вполне трезв, господин тайсе.

— Увиливатель хе… Хренов… Наши инструкторы, наши специалисты не пользуются авторитетом у моей чрезвычайно блестящей доченьки. А пользуетесь у нее авторитетом вы, капитан Редзи Кадзи. Потому что именно вам на прогулке по берегу озера моя дочь признавалась в любви сорок два раза. Как бы это ни звучало.

— И вы хотите…

— Я хочу, чтобы она не сгорела по глупости в первом же бою только потому, что корона будет перевешивать голову. Раз уж я не могу ей запретить пилотировать железного дровосека. От вас она выслушает любую горькую правду. И совет примет.

— А вы и вполовину так не пьяны, как прикидываетесь. Может, хватит фиглярства?

— Хватит так хватит. Там на кресле такая серая папочка, а в ней желтые листики. А на желтых листиках черные буковки… Прочтите…

— Пять минут… Вот как?!.. И здесь!.. А это откуда? Хм. И ведь докопались же… О!… У вас… хорошие информаторы.

— Вы профессионал, Кадзи. Профессиональный разведчик. В той папочке факты… На две разведки минимум, а? Может, познакомить с Баскакофф? Новых рублей с него стрясете, лишним не будет… Вы можете влюбить в себя кого угодно. Изобразить любое чувство или мнение. Так что задача моя вполне вам под силу. А мне даже и убивать вас не нужно — достаточно забыть папочку на столе. Найдется кому в нее заглянуть! Ад и преисподняя, вы тут не один mno-go-dya-tel. Ну, потом — вопрос времени, переедут ли вас грузовиком, утопят в ванне или шлепнут в лифте. Итак?

— Что ж… Вы победили.

— Ну молодежь пошла!!! Ладно бы я так загонял вас под венец. Но никто даже свадьбы не требует… А вы все упираетесь!

— Скажите, генерал… Вам самому не противно? Это же ваша дочь, в конце концов!

— Мне не в чем оправдываться, Кадзи-сан. Мужчину себе она все равно найдет. Возраст, знаете ли. Уж лучше пусть кто-то, мне известный. Раз. И человек вы неплохой, по моему скромному мнению. Что черными буковками в серой папочке только подтверждается, кстати. Два. От вас никто не требует любить ее, раз вы того не желаете или не можете. Намек на возможность, улыбка, два-три разговора наедине — дальше она сама навоображает себе золотые горы. Сейчас-то вы от нее вообще шарахаетесь, а она все равно никого иного не хочет. Полшага навстречу — и вейте из нее веревки. Заставьте, наконец, готовиться к бою, а не к высшей ступеньке пьедестала. Три. Ну и, наконец, она не самолет пилотирует, а EVA, которых на планете Земля меньше, чем на моей руке пальцев. Ее проигрыш может всей планете выйти боком. Четыре. По этой последней причине беременность нежелательна, и задвинуть ее по здоровью тоже никуда не выйдет. Она действительно нужна там — на тонкой красной линии, черт бы греб Байрона и всех поэтов с ним. Пять.

— Есть еще одно соображение, генерал. Когда рассеется очарование момента, когда она сообразит, для чего я ей улыбаюсь — она ведь решит, что ее любить не за что в принципе. Что с ней возятся лишь постольку, поскольку она — пилот. У нее и сейчас это порой проскальзывает. Крыша не слетит?

— Мне докладывали об этом. Опять же, ее умершая мать… Нет. Об этом не скажу… Будь у меня под рукой полсотни ее сверстников, да чтобы с десяток роботов… Пусть бы она дружила с какими-нибудь болтуньями, делила мальчиков… Как обычные дети, черт возьми! Японцы вон своих пилотов запихали в обычный школьный класс. Разгрузили мозг по способу «клин клином»… Ответ на это соображение вам и придется искать. Напоминаю: у меня одна извилина — от фуражки.

— В американской армии меня всегда удивляло, что каждый офицер — нечто между управляющим фирмой и политиком. Неуклюже вы прибедняетесь, Карл.

— Ну, для вас хватило… Кадзи!

— Да?

— Нахрен все эти соображения. Раз она выбрала тебя — просто сделай так, чтобы она улыбалась. Никто не знает, сколько осталось нам. Сколько осталось ей. Очень тонкая эта красная линия. Просто сделай. А с тобой я после рассчитаюсь. Хочешь — золотом, а хочешь — на том свете угольками!

* * *

Угольки гаснут и комната погружается в темноту. Можно смотреть на ночной город. Или включить красивый трехголовый фонарик, мерцающий попеременно то багровым, то нежно-лиловым, то светло-салатовым.

Можно, в конце-то концов, и в постель забраться. Накрыться добрым ангорским пухом, вытянуть ноги, с удовольствием ощутить, как постепенно, волной, расслабляется спина.

Можно лечь — заснуть не выйдет.

Сколько у разведчика лиц?

Которое из них — истинное?

Когда оказывается, что лицо, которым гордился и которое считал настоящим — всего-навсего приросшая маска — пожар в крови не вдруг погасишь.

С другой стороны — что беспокоиться? Дело есть дело. Тренировали чувства изображать, готовили врать с уверенным видом, учили держать лицо в безнадежных ситуациях. Кем только для внедрения не прикинешься, кого только не водишь за нос, против кого только не работаешь!

А уж помимо разведки понравится которая — и наплетешь с три короба, и наобещаешь сорок бочек арестантов, и хоть бы раз усомнился или там оглянулся!

Что же здесь останавливает?

С третьей стороны — проблема сама не рассосется. Как ни выкручивайся, а делать что-то придется. Девчонка же и правда доиграется со своим звездным стилем боя, со своей дикой гордостью, со страхом перед людьми — который выражается опасной презрительной глухотой к товарищам по окопу.

Но в окопе судья — пуля.

Разгорается очередная сигарета и ночь отступает на полшага. И даже в голове немного яснеет. Профессия втравила — профессия пусть и спасает. По лезвию — и что? Первый раз? Проскочим. Не такое проскакивали. От грамотной засады не спасали разведчика ни быстрые ноги, ни меткий пистолет, ни ловкость рук, ни тигриная прыгучесть. Только голова, только предварительный расчет, только внутренний голос: э, сюда ходы, туда не ходы! Снайпер башка попадет, сапсем мертвый будыш!

А вот скажи-ка, внутренний голос, как сейчас поступить?

Что значит: «Вынь кольт и застрели вождя?!»

Стоп. Нельзя думать о неудаче. Надо думать об успехе.

Однако — что в нашем положении успех?

…Гаснет сигарета, и ночь подбирается вброд. Арбуз бы сейчас! Да пополам, да вгрызться в него, чтобы сок по ушам, да бородатую шутку про гибрид семечек с тараканами…

Кто я?