В СССР главным критерием успеха считалась работа по специальности. Это позже, в 1990‑е, победила идея денег. Мечта среднего работника в 1980‑е — дипломированный специалист. Пройдя тернии НИИ АСУ Госплана[3], я поняла, что еще не знаю, чего хочу, но точно осознаю, чего не хочу. Не хочу заниматься наукой и обсчитывать показатели народного хозяйства. Остается или внешнеэкономическая деятельность, или преподавание политэка. Первое — для блатных. Ищем второе. Найти работу ассистента на кафедре политэкономии, защитить диссертацию, затем стать доцентом и, как результат, получать заветные 280–320 руб., чтобы прокормиться. Вот она — главная цель: формула компромисса между «я» и СССР. Став честным солдатом армии советских работников, я честно добилась поставленной задачи. Имидж и стиль формировались соответствующие: юбки в клеточку, водолазки‑лапши, пучок и огромные очки. Все темного цвета, что‑то сине‑фиолетовое. Образ училки, синего чулка был воплощен хотя и стихийно, но удивительно точно. Но хотелось как‑то понаряднее. Для спекулянтов кошелек был слишком тощ, а до талонов не добраться. Талоны на покупку импортных финских костюмов и югославских сапог выдавали рабочим ЗИЛа. Поскольку мы являлись представителями непроизводственного сектора, т. е. не создавали материальные продукты, то втузу при ЗИЛе сбрасывали крошки со стола. По остаточному принципу. Помню, как я долго ждала в очереди, но так ничего и не получила: ни сапог, ни серого костюма из болоньи: юбка‑клеш и огромный пиджак с подложными плечами. Расстроилась невероятно! Но облегченно выдохнула, когда утром увидела толпы серых силуэтов в югославских сапогах‑чулках, выходящие из вагонов метро. Впервые в моей голове заерзала озорная мысль, что лучше уж убого как есть, но сама по себе, чем в едином окрасе. Весь период от ассистента до доцента на кафедре политэкономии втуза при ЗИЛе запомнился тяжелой карьерной борьбой за выживание, поглощением страшного количества научной литературы, чтением запрещенных книг. Внешность вообще не волновала. Так что я легко отказалась от предложения подработать летом, месяца три, манекенщицей на подиуме. Муж был против, а я настолько скептически относилась к своим данным, что легко с ним согласилась. Господи! Ну какая из меня модель. Чушь! Меня убеждали, что нужен азиатский типаж, так как СССР — страна многонациональная. Я же в успех мероприятия не поверила. Образ недосягаемой Мальвины не отпускал.

Все стало меняться, когда на заре перестройки меня настигла шальная идея заняться частным бизнесом. Но об этом позже. А пока выводы:

• При существовании в среде тотальной деперсонификации мотивация к личному внешнему позиционированию не работает.

• На старте карьеры неуверенность в себе выливается в профессиональную самоидентификацию без учета имиджа и стиля.

• «Серые мышки» часто придают себе больше уверенности, реализуя в партнере свою мечту о совершенном образе.

С гласностью и перестройкой Михаила Горбачева унылые пустые полки в магазинах стали уступать место кооперативным прилавкам, забитым всякой всячиной: шарфиками, джинсами, сумками, часами и пр. Меня заворожила бойкая разноцветная торговля, и неожиданно я отчетливо поняла, что устала жить от зарплаты до зарплаты, трясясь над каждым рублем. К тому же, пусть даже и блестящее, преподавание «Капитала» Маркса приносило радость с оттенком досады. К плановой экономике очередей и дефицита теория денег применима, как специальная камера для хранения дорогого вина к холодильнику «ЗИЛ». И я решила заняться с друзьями частным бизнесом. Вначале совмещая кооператив по продаже компьютеров с работой в вузе, а с 1989 г. и вовсе покинув кафедру и запрятав в дальний ящик свои красные дипломы к.э.н. и доцента. Я наконец стала зарабатывать сумму, позволяющую сменить модель выживания на жизнь по формуле «семейный доход — расход = еще чуть‑чуть». И вот это «чуть‑чуть» разбудило во мне женщину. Мне захотелось нравиться мужчинам. В памяти всплыло бесконечно снисходительное отношение к моей внешности со стороны другой половины человечества. Неудачные попытки разукраситься купленным у спекулянта сарафаном из кожзаменителя или трата первой зарплаты доцента на финское пальто 54‑го размера (моего 44‑го не было, как, впрочем, и других до 54‑го) уверенности не придали. Я решила взять реванш. Меня тянуло почему‑то на безразмерные вещи. Вячеслав Зайцев, Yves Saint Laurent советского фэшн‑мира, совпал с моим желанием и по «луку»[4], и по цене. В качестве бизнесвумен я впервые появилась на ТВ у Влада Листьева в огромном вязаном кардигане в черно‑белую клеточку, с пучком на макушке, завернутом в платок. С позиции сегодняшнего дня — смех один. Выгляжу наивно‑смело, воплощая в себе прекрасные 1990‑е с их вдохновенной атмосферой веры в то, что дальше будет еще круче и все мы — строители нового справедливого мира. С переодеванием в дизайнерскую одежду пришло понимание отсутствия присутствия. Вроде все присутствует, а меня нет. Слава заваливал меня комплиментами, все охали, что я вылитая модель. Я с увлечением примеряла на себя модные в ту пору тренды. Но чего‑то не хватало. Так уж получилось, что именно в этот момент одна из сотрудниц кооператива предложила мне пойти на аэробику. И я согласилась, решив заняться для начала физическим оформлением своей измученной души. Аэробика меня серьезно зацепила на многие годы. Это при том, что нас прыгало в зале стадиона «Динамо» человек сто, в душе — столпотворение, пол грязный и вообще. Но мы все были полны энтузиазма сотворить из себя Джейн Фонду. Сутками я крутилась в бизнесе и в семье, а дважды в неделю вечером со спортивной сумкой в переполненном метро тащилась на спорт. Дальше — больше. Образовалась компания девчонок — спекулянток тряпья, и мы стали вместе раз в неделю ездить в сауну на Таганке. Мы встречались у метро. И в дождь, и в холод темными переулками бежали на огонек крутого досуга. Однажды нас чуть не изнасиловали солдаты со стройки, другой раз мы после бани при 30‑градусном морозе, в полночь, в перчатках из ангоры (предмет особой гордости для меня) пытались сдвинуть замерзший «жигуль» своей подруги (объект тайной зависти всех). Помню, как в бане я, глотая слюну, рассматривала трусы «неделька» (семь пар с разными рисунками с указанием дня) и с горечью осознавала, что это мне как‑то еще не по карману. Мальчишки росли, и на них уходило много.

Я продолжала вкалывать: и в бизнесе, и в спортивном зале. И наконец почувствовала, что могу купить машину. Благо племянник Борового продавал годовалую восьмерку‑«жигули». Честно отучившись на курсах вождения, я теперь уже ездила и в «Динамо», и в баню на своей белой восьмерочке. Наконец не так быстро, но все срослось: частный сектор, машина, спорт, баня и Зайцев. Скептицизм в отношении себя отъехал в тень и там затаился. Первое интервью обо мне — бизнес‑леди времен перестройки — появилось в «Московских новостях» с фотографией уверенной девушки на высоченных каблуках и в мини‑юбке. Жизнь удалась, и пусть не совсем органичный для моей натуры, но результат был, что называется, налицо. Кстати, о лице. Последний штрих к портрету: пучок потерял платочек и съехал с макушки на затылок, образовав круглую черную точку в конце каллиграфически выписанного косого пробора. Получился лаконичный шик брюнетки, списанный с моделей Вячеслава Зайцева.