Эпизод № 6. Фильм Глеба Панфилова с Инной Чуриковой «Прошу слова». Финал, она на трибуне, строгая и уверенная в своей дурацкой правоте.

Я думаю, это не полный, но самый яркий перечень кадров из прошлого, проносящихся в моей голове за время раздумий. Финальная картинка оказалась неожиданной. Я на трибуне вместо Чуриковой. Меня пронзила мысль, что пора в политику, причем самостоятельно и всерьез. И сразу стало легче и веселее, хотя задача была поставлена сложная. С другой стороны, рассуждала я, кому, как не мне, писать экономические законы. Теория есть, дипломы вынимаем обратно. Плюс практика, бизнес с нуля. На душе потеплело от предвкушения новой жизни. Шарик втянул кислород и вылетел в окно навстречу новому потоку.

Выводы

• Стремление к формированию имиджа начинает стихать в отсутствие драйва к самореализации в карьере.

• Вовремя заданный вопрос о счастье и честный ответ помогают начать процесс жизненного самоопределения.

• Спокойная раскадровка прошлого и настоящего формирует картину персонального будущего.

• Новое рождается из внутреннего поиска и внутренней готовности к изменениям. Внешнее принуждение не работает.

• Поиски и нахождение нового профессионального драйвера улучшает отношение к себе и реально убирает комплексы неполноценности.

С момента, как я решила двинуться в политику, все потребительские женские интересы съехали на обочину моего сознания. Ювелирные изделия, сумки, обувь, тряпки, шубы меня вообще перестали волновать. Образ Мальвины вызывал досаду, и то только по одной причине. Мальвине Буратино или Пьеро никогда бы не сказали, что политика не ее дело. А мне сказали, уверенно и с напором. Почти все, включая вторую половинку. Последний сформулировал тезис наиболее образно: «Посмотри на себя в зеркало и произнеси дважды свою фамилию. Отчество можешь вообще не произносить. Забудь. Ты на вершине, главное не сползти. Больше ничего не умеешь». Почему‑то в тот же момент вспомнилась фраза, которую он обронил при знакомстве. «Мой друг удивился, что я встречаюсь с полуяпонкой. От них же пахнет рыбой». После таких пассажей еще недавно я бы умерла. Но не теперь!

Во‑первых, была проделана определенная работа: карьерная, укрепление нервных и телесных мышц, сформирован модный стиль жизни. Третий брак, каллиграфия специально уложенных черных длинных волос и прочее, более мелкое, включая джинсы и машину, как никак сыграли свою роль. Стартовые плюсы. Во‑вторых, 100‑процентное попадание наконец в себя. Не вынужденное, не потому, что в руки идет, а просто поймала себя. Я откопала то, что тогда являлось для меня в своем роде «бозоном Хиггса» — частицей Бога, по определению журналистов. Изначальный энергетический прародитель массы микровселенной моего «Я». Человека с такой энергией остановить невозможно. Он проходит сквозь стены; пули пронизывают его, но не убивают; танки укатывают в землю, но он поднимается и вновь обретает форму. Никто не заметил, что перед ними не прежняя азиатская девушка, а летающий герой, считай, Бэтмен или еще чего‑нибудь сказочное. Не важно. Я не испугалась и не обиделась. Просто тупо пошла делать свое счастье, представшее в образе Маргарет Тэтчер в российском исполнении.

Как я уже заметила, персональный стиль вообще меня не волновал. В моем представлении на тот момент, политик — это человек с большим портфелем, набитым документами. Это сейчас дама с iPadом никого не удивит. А в 1993 г. до подобных гаджетов было далеко. Вершина мечты — фирменный портфель. Я его приглядела в витрине сумочного магазина Mandarina Duck. Бешеные деньги! Решила, если войду в парламент, куплю себе подарок. Этот приз помог двигаться еще активнее. Помню, еще в детстве я постоянно собирала бумажки в старую мамину сумку и на вопрос о том, чем я занимаюсь, отвечала почти так же, как говорил пресс‑секретарь Ельцина Сергей Ястржембский, комментируя деятельность президента: «Лаботаю с модументами» (пять лет ребенку).

Вопрос имиджа и стиля встал во весь рост во время избирательной кампании от московского Орехово‑Борисова. Мои ломали голову, как адаптировать азиатское лицо к русскому избирательному ландшафту. Ни стилистов, ни политконсультантов, ни больших денег. Я вообще не понимала, что делать. И никто не понимал. На плакаты повесили старую фотографию: я в черном сарафане. Выборы зимой, а я в сарафане. Избиратель сочувствовал: мерзнет кандидат в депутаты на декабрьском ветру. Неожиданно наша экономия и дилетантизм обернулись плюсом в мою сторону. До такой фигни конкуренты не додумались, являя себя на картинках в темных костюмах. Они — строгие и серьезные — возвышались над дорогой, а я — в местах поскромнее, но нежная и с беззащитными ключицами. Получилось, но не специально, а по скудости средств.

Следующая проблема: ролик на местном телевидении. Мой облик выпадал из привычного образа советского политика. Слишком легкий, не внушающий ни доверия, ни веры в силу. Задача стояла — утяжелить. Но как? Как это сделать с образом худенькой девушки с раскосыми глазами, в очках, с мягким кошачьим тембром голоса, пухлыми своевольными губами как у ребенка. И тут гениальный директор школы, теперь известный учитель на всю страну, Ефим Лазаревич Рачевский придумал втиснуть меня в имидж Мао Цзэдуна. Великий и ужасный красный Мао. Сегодня весь китайский поп‑арт выстроен на этом образе. Мы запустили мой самурайский профиль под энергичную музыкальную фразу из «Время, вперед», прерывая на поворот головы в анфас и краткую революционную декламацию либеральных тезисов программы под задорную речевку. Смешали что‑то от левого Китая и что‑то от героев комсомольских строек 1930‑х. Я разогнуться не могла от смеха. Получилась убойная по своей абсурдности картинка. Но избиратель не смеялся. Избиратель вздрогнул от неожиданности и узнаваемости образа одновременно. Когнитивного диссонанса, однако, не возникло. Наши рейтинги неумолимо росли.

Ну что еще? Мою японскую инопланетность мы решили одомашнить с помощью дешевого дутика, вязаной шапочки и варежек. В таком виде я болталась по районным магазинам с «мужем» Рачевским. Мы громко обсуждали, сколько брать колбасы или творога и почем. Набивали сеточку тем, что подешевле, и тащили все в штаб голодным энтузиастам нашей кампании. Постепенно, соотнося сарафан, Мао и девушку в дутике, люди начинали узнавать и признавать меня за свою.

Однако на встречах я всегда появлялась в более органичном виде. Человек на сцене всегда немножко звезда. Мне было некомфортно искусственно разыгрывать «свою в доску». Хотелось как‑то наряднее, естественнее, в соответствии с представлениями о себе. Кстати, может, это и ошибка — не подстраивать себя под зал, но тогда сработало.

Эта книга посвящена имиджу и стилю. Так что не буду описывать все этапы кампании. Главное — мы победили, что вызвало изумление у экспертов и потрясение у конкурентов. Я сама удивилась, хотя билась насмерть. Я даже не совсем осознала, куда я прошла. Что сказалось впоследствии на моем появлении в Государственной думе первого созыва. Кстати, меня поздравили представители японского посольства. Видно, гордость за полусоотечественника и вечная надежда на получение Курильских островов сыграли свою роль. Мне передали огромный портфель Mandarina Duck, тот самый портфель моей мечты. Мальвина отдыхает!