Они принялись суетливо бегать между книгами, склянками и инструментами, пища и цепляясь друг за друга. Через минуту паучки замерли, втянули ножки и опять превратились в безжизненные шарики.

— А это просто механическая поделка, чтобы занять голову на досуге. Забавные, верно? Светские кавалеры покупают их, чтобы пугать дам на приемах.

Я нервно сглотнула. Лакей, лязгнув шарнирами, поставил на стол бокал с водой; я поскорей схватилась за него, чтобы унять дрожь в пальцах.

— А вот посмотрите, госпожа Вайс — еще один мой ранний эксперимент.

Мэтр Кланц дотянулся до небольшого стола слева от кресла и жестом фокусника сдернул кожаную накидку, которой тот был покрыт.

И тут меня ждал сюрприз пострашнее ожившего скорпиона и механических паучков.

На столе стоял сосуд, в котором я узнала электрическую банку. От банки тянулись провода, а присоединены они были к человеческой руке. Конечность была отделена от тела давно, поэтому высохла и потемнела от времени, но в остальном она оставалось вполне живой. Темные пальцы подрагивали, шевелились, время от времени барабанили по столу или принимались слепо хватать воздух.

От увиденного передернуло и затошнило. Хотелось вскочить с кресла и покинуть это страшное место, но ноги не слушались. Я хватала воздух открытым ртом и хлопала глазами.

Уж не рука ли это камердинера Бартолемоса, бывшего бомбардира? Лучше не уточнять.

Мэтр Кланц глянул на меня, смутился, и быстро вернул чехол на место.

— Простите, простите, госпожа Вайс, — сказал он торопливо. — Иногда я увлекаюсь и забываю, что мои эксперименты могут шокировать неподготовленную публику.

Он потер лоб и прикрыл глаза, затем кашлянул и положил руки на стол, нервно сцепив длинные пальцы.

Я уже оправилась от потрясения и поняла, что мэтр Кланц был смущен не меньше моего.

— Ничего, — сказала я. — Я могу это понять. Я и сама… увлекающийся ученый в своем роде.

— Я это увидел сразу, — кивнул мэтр Кланц. — По блеску в ваших глазах. Такой же появлялся у моей жены, когда она мне помогала.

Он повернулся и глянул на портрет дамы.

— Маргарет покинула меня много лет назад. Она была моей музой, моим гением. С тех пор я не смог сделать ничего выдающегося. Сердце Августа было последним опытом, который я провел с ее помощью. Но перейдем к делу, — голос мэтра опять дрогнул. — Что вам велел передать Август? Скажите… — мэтр замолчал на миг, его губы тронула жалкая улыбка. — Как он… живет? Он женат? Есть ли у него дети? Последний раз мы виделись четыре года назад. Я слышал, он получил титул и вышел в отставку из-за здоровья. Причина… в его механическом сердце, верно?

Я молчала, подбирая слова. И только открыла рот, как мэтр Кланц поднял руку повелительным жестом и произнес:

— Постойте! Молчите. Вы ведь приехали тайком от Августа? Он ни за что бы не послал вас сюда. Мы плохо расстались. Если он запретил вам встречаться со мной, лучше уходите. Не нужно нарушать его запрет. Он мальчик с характером и ни за что не простит предательства. Нет! Стойте. Лишь скажите: он в беде? Мне… важно это знать.

Мэтр встал и, пытаясь справиться с волнением, упругой походкой прошелся до окна и обратно, сложив руки за спиной.

— Полковник был против нашей встречи, — призналась я. — Но все же я хочу поговорить с вами, господин Кланц. Да, Август в беде. Был. А может, беда не ушла, а лишь затаилась. И да, причина — тот механизм, который вы ему дали.

Мэтр упал в кресло, как будто ноги его не держали. Он достал шелковый носовой платок, высморкался и приказал:

— Говорите, госпожа Вайс. И потом мы вместе подумаем, как ему помочь. Я вижу, что Август небезразличен вам, как и мне. Детей у нас с женой не было, и Август… он стал мне куда ближе, чем обычный пациент. Я наблюдал за тем, как он становится мужчиной. Сильным, властным, упорным. Вы его невеста?

Я отчаянно замотала головой.

Он убрал платок и понимающе усмехнулся.

— Ну-ну. Я старик, но неплохо разбираюсь в девичьих повадках. И в сердечных тайнах разбираюсь — не зря же я создал самое совершенное из сердец… простите старику эту шутку, госпожа Вайс. Итак, что случилось?

Слова Кланца меня обескуражили, и я опять задумалась, стоит ли рассказывать о том, что произошло в замке Морунген. Мэтр понял мое беспокойство. Он грустно улыбнулся и молвил:

— Обо мне часто отзываются как о дьяволе, но поверьте, Майя, я не дьявол. Я старый человек, у которого мало осталось радостей в жизни. Но много причин для беспокойства. И Август — главная из них.

И я рассказала. Все, не утаивая ни детали. Рассказала о своем даре видеть незримое и управлять им, о договоре с бароном фон Морунгеном. О своем приезде в замок, и том, что я обнаружила в его стенах и в лабиринте Жакемара. Мэтр Кланц кивал, давая понять, что хорошо знал, о чем я говорю — он провел в замке несколько месяцев и составил много заметок и описаний этого странного места.

Когда я поведала о неполадках механического сердца и разоблачении злодея, Кланц так разволновался, что схватил мой бокал с водой, осушил его до дна, а потом долго сморкался в платок.

Когда я закончила, он откинулся на спинку кресла, сцепил руки на животе и принялся крутить большими пальцами. Мы некоторое время молчали. Мэтр прикрыл глаза — думал. Я с волнением ждала, что он скажет.

— Бургомистр и камердинер, — вымолвил он, наконец.

— Что? — удивилась я.

— На вашем месте я бы присмотрелся к ним. Курта я видел лишь раз и не успел составить о нем четкого представления, однако понял, что человек это хитрый и готовый на многое. Ваш бургомистр мне хорошо знаком. Взяточник и пройдоха, который любит прикидываться святошей.

— Мы нашли отравителя. Камердинер и бургомистр ни причем.

— Вы нашли мелкую сошку. Ему заплатили и передали яд. И, вероятно, наплели разной ерунды, судя по тому, что эта сошка вам наговорила. Он еще и пытался найти сокровища Жакемара. Аппарат, который вы описали… известная вещь. Он преобразует эфирные волны в знакомые людям сигналы. Одно время им часто пользовались кладоискатели. Сам я такие не изготавливал — бесполезная трата времени, мои интересы лежат в другой области, — но исследования эфирного поля всегда привлекали авантюристов. Увы, достижения науки в первую очередь используют нечистоплотные люди.

Он виновато развел руками, а потом нахмурился.

— Какой смысл камердинеру убивать полковника? — скептически спросила я.

— Кто унаследует состояние Августа, если он умрет? — озадачил меня Кланц. И сам ответил:

— Титул и поместье в отсутствие наследников опять отойдут короне. Состояние — нет. Те драгоценности восточного князька, Ашрафа, сами по себе целое состояние. Деньги Августа получит его мать. И я уверен, что он отписал внушительную сумму и Курту, если составил завещание. А Август составил, будьте уверены. Он любит порядок во всем. Как вы говорите, мать и камердинер — единственные его близкие люди. Мать по крови, Курт — по старой дружбе.