«…сожалеет…»

Я почувствовал, что покраснел, как вареный рак. Наблюдать подобное поведение старшего офицера мне еще не доводилось. Проклятая война!

На поляне появился наряд охраны – четыре рослых дема в усилительных костюмах и при универсальных дубинках (с нелетальным ядом в иглах на торце и другими примочками).

Один тычок дубинки – и Щеголев, получив свою каплю парализующего яда, мгновенно затих и начал валиться лицом вперед.

Сволочные демы не спешили его ловить, так что, если бы не отменная реакция каперанга Гладкого, бедолага непременно расквасил бы себе нос.

Я тоже не растерялся: подхватил с земли, быстро отряхнул и засунул в нагрудный карман Щеголева его ни в чем не повинное удостоверение.

Клоны (да и если б только они) задвинуты на всяких документах, а потому чем быстрее им будет продемонстрировано уважительное отношение к их вонючей пластиковой карточке, тем меньше тычков и пинков достанется бедному кавторангу – так я думал.

А еще я, если честно, боялся, как бы охрана не начала молотить дубинками всех нас без разбору. В подобной ситуации боль – ничто по сравнению с унижением.

Впрочем, обошлось. Наряд принял из рук Гладкого бесчувственное тело Щеголева и поволок его по направлению к цитадели, в изолятор. А фанфары точного времени возвестили, что подошел к концу тридцать четвертый локальный час. Это значило, что очередное занятие с Кирдэром миновало и сейчас нас ожидает обед.

А между обедом и ужином – о счастье! – мы будем полностью предоставлены сами себе. Потому что, как нас предупредили еще на утреннем построении, в цитадель прибывает большой конвой с космодрома и всем, включая заотаров, будет не до нас.

Конвой был немаленький – два десятка грузовиков.

Что они привезли, оставалось только гадать. По крайней мере для той крошечной порции новых военнопленных, что была доставлена в лагерь конвоем, хватило бы и одной машины. Ради этой горстки клоны новый жилблок распечатывать не стали, а распределили новеньких по одному – по два в уже имеющиеся группы.

Достался новенький и нам.

Я даже не понял, был он с нами у Кирдэра или нет. Когда мы покидали «зеленый класс» (о, клонская терминология!), где в тени платанов проводились наши занятия, я заметил одного незнакомого пилота. Он в растерянности стоял на отшибе. То ли сидел на занятии в заднем ряду и быстрее всех поскакал в направлении столовой, а потом передумал и решил оглядеться по сторонам, то ли только что выполз из цитадели, с собеседования у коменданта лагеря…

Потом он снова куда-то подевался, и увидел я его только сорок минут спустя, за обедом. Был он явно русским, почти наверняка – не москвичом.

Он вошел в столовую, оглядел ее исподлобья и нашел свежеосвободившийся стол, за которым только что отобедали пилоты-штурмовики из все того же печально известного 32-го авиакрыла 3-й воздушной армии, в котором Щеголев командовал торпедоносцами. Только в отличие от торпедоносцев штурмовой полк успел сделать боевых вылетов меньше, чем имел флуггеров на начало войны. Половину машин они потеряли на земле под заправкой, еще четверть – на взлете.

Одним резким движением новенький сдвинул всю грязную посуду на край, хлопнул о стол подносом и сел.

Судя по комбинезону (летная форма № 3, нательная поддевка под скафандр), он был взят в плен непосредственно во время боевого вылета. По своему опыту я знал, что любой пленный пилот, пробывший в лагерях хотя бы сутки, получает возможность подобрать удобное повседневное обмундирование по своему размеру, привезенное с наших трофейных складов. «Значит, – заключил я, – он только что из боя. Где же его подстрелили, бедолагу?»

Мне захотелось оставить своих новых друзей – Людгера Ходеманна и Артема Ревенко – в компании неплохих галет и безвкусного киселя и подойти к новенькому, расспросить, что да как там, в Пространстве. Бьем ли мы наконец клонскую сволочь или как обычно? Доколе отступать будем, брат? Далеко ли до Победы?

Но одно соображение меня удержало.

Наплечные и нарукавные знаки различия на комбинезоне летной формы № 3 не предусмотрены. Только на левом нагрудном кармане помещается нашивка со званием и фамилией пилота.

Выходит, что, когда пилот одет в такой комбинезон, уже с десяти шагов невозможно отличить сопливого летеху от каперанга.

Будь я твердо уверен, что новенький принадлежит к младшему офицерскому составу, я бы подошел. Но если он из капитанов… если из капитанов – а это вполне возможно, учитывая его матерый вид, – тогда лучше его сейчас не трогать. Привыкшие командовать целыми стаями флуггеров, а теперь вынужденные подчиняться командам клонских сержантов, старшие офицеры в плену мучились втрое от младших. На большее, чем «не травите душу, младлей», я вряд ли мог рассчитывать.

Потом меня заболтали Ревенко и Ходеманн, и я временно отвлекся от созерцания спины вновь прибывшего.

Тема и впрямь была интересная: что сейчас происходит в наших оккупированных колониях?

– Ничего. Ничего не происходит, – талдычил Ходеманн. – Все просрано. Капут, капитуляция! Ja!

Говорил он по-русски в целом сносно, только ударения переставлял: «происходит», «просрано». Смысл от этого, ясное дело, не менялся, оставаясь рельефным и выпуклым, как надгробие с ангелочками. Еще Ходеманн любил подурачиться, нарочно кривляясь «как немец». Это экономило ему усилия по припоминанию русских падежей и спряжений (которые он называл «снаряжениями»).

– А не поставить ли, Саша, нам Людгера к стеночке? За пораженческие настроения? – ухмылялся Ревенко. – Я вот, между прочим, своими глазами видел, как танковая дивизия – ты можешь себе представить? целая дивизия, да еще с частями усиления! – уходила в леса на Грозном. А ты знаешь, какие там леса? – Это уже Ходеманну. – Вечнозеленая сельва со вторичным слоем «надлеска»! С воздуха не видно ничегошеньки! Круглый год!

– Панцердивизия? Капут панцердивизия, – невозмутимо отвечал немец. – Искать из космос инфрароттен след… инфракрасный, ja… пускать ракета… пускать сто ракет… пафф! и нет дивизия!

– Чушь, Людгер, чушь. Сразу видно, что ты истребитель-перехватчик, не многоцелевик. В разведке наземных целей ни черта не смыслишь! В лесах Грозного ты танки просто так не засечешь, даже если они маскироваться не будут. А у наших был еще и инженерно-саперный батальон со всей штатной техникой. Они тебе не танк, целый фрегат так замаскируют, что ты на нем будешь грибочки собирать – и то ничего не заподозришь!

– А как так получилось, – поинтересовался я, – что клоны при условии господства в космосе и воздухе не выбомбили всю дивизию до того, как она успела уйти в леса?

– Не было у них полного господства, Саша. На Грозном ведь дислоцирован дивизион субмарин противокосмической обороны. Знаешь, есть такие, типа «Юрий Долгорукий»?

– Я думал, их уже все списали.

– Я тоже думал. А на самом деле они с конца десятых годов стояли на консервации в Дудинке!