— Приятно работать с вами, господин де Синд, — раздался другой голос — дребезжащий, резкий, в котором чувствовались и заискивание, и ехидца. — Всё ровненько, по плану… С вас триста солидов.

Триста солидов! Вот так цена! На эти деньги я смогла бы одна нанять целый корабль и уплыть домой. Кошка у моих ног мурлыкала всё громче, и я испугалась, как бы её мурлыканье не услышали на берегу.

— Без имён, — хмуро пророкотал мужчина, вытаскивая очередной мешок.

— Боитесь? — хитро спросил тот, кто сидел в лодке. — Ну да, стоит мне заговорить — и все ваши богатства конфискуют, а детки отправятся просить милостыню. Все шестеро, — лодочник захихикал так мерзко, что даже мне стал противен, хотя я не видела его и ничего о нем не знала.

— Так и есть, — спокойно ответил мужчина с мешками, — но меня ещё надо поймать, а тебя точно найдут со свернутой шеей. Не веришь?

Я не успела понять, что происходит, но в темноте началась возня, а потом кто-то захрипел, словно его… душили.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Мне стало ещё хуже, чем от морской болезни. Прикрывая голову руками, я сползла спиной по стене дома и съежилась в комочек. Только не убийство! Только не…

Кошка тут же забралась ко мне на колени, и я вцепилась в неё, прижимая к груди, словно она могла меня защитить — от убийц на пристани, от воспоминаний… Пальцы мои коснулись мягкого ошейника с подвеской. Подвеска в виде птички?.. Неужели, это моя рыжая попутчица со «Звезды морей»?..

Тем временем хрипы прекратились, перейдя в надсадный кашель, а потом лодочник с обидой произнес — уже без заискивания и язвительности:

— Зачем вы так? Чуть не придушили! Уже и пошутить нельзя!

— Я тоже пошутил, — добродушно рыкнул в ответ мужчина, пересчитывая мешки.

Снег всё усиливался. Он падал и таял на моём лице, на волосах, пальто стало тяжелым и влажным. Я обнимала кошку и молилась, чтобы контрабандисты скорее закончили свои грязные делишки и разбежались по крысиным норам.

— В следующий раз — как обычно, — сказал мужчина лодочнику.

— Я своё дело знаю, — хвастливо ответил тот и спросил словно невзначай: — Служанку-то нашли? А то я бы вам свою племянницу привёл — расторопная девица. Работящая и хорошенькая… И послушная…

— Обойдусь, — отрезал мужчина.

Зазвенели монеты, потом раздалось бормотание — кто-то пересчитывал деньги, долго, сбиваясь и начиная снова.

Это тоже произвело впечатление — то, что покупатель не торговался, хотя сумма была очень немаленькая. Но, учитывая аристократическую приставку «де» к фамилии, мужчина, приобретавший перец, принадлежал к высшему сословию. Для таких триста солидов — сумма, которую проигрывают за вечер в карты. Только зачем бы ему тогда промышлять контрабандой, рискуя положением и состоянием?.. Впрочем, может, всё дело было в порочной натуре. Недаром ведь фамилия контрабандиста была Синд. Грех — вот что она означала. Вряд ли кого-то из его предков назвали так случайно.

Наконец, бормотанье закончилось, и лодочник удовлетворенно крякнул:

— Всё, до последнего солида, — важно сказал он. — Люблю иметь с вами дело, господин де Си… Хе-хе, простите. Но про племянницу всё-таки подумайте.

— Не нуждаюсь, — мужчина на пристани закинул мешки на спину — все шесть сразу. — Я написал в монастырь Святой Клятвы, они пришлют воспитанницу. По-настоящему работящую и послушную.

Последнее слово он выделил голосом особо. Как будто в послушании было что-то плохое.

— Так когда она ещё приедет, — не сдавался лодочник, — а помощница госпоже Боните нужна сейчас.

— К новому году точно доберётся, — мужчина говорил, как рубил. — Бонита справится.

— Как знаете, — сказал лодочник, а потом раздался плеск весла.

Мужчина с мешками пересек набережную, торопясь скрыться в переулке между домами, но в последний момент замедлил шаг, чтобы поднять упавшую шапку и поправить мешки. Небо было черным, но от снега исходило мягкое свечение, и я разглядела лицо контрабандиста. Я не ошиблась, сравнив его голос со львиным рыком — мужчина и внешне походил на льва. От него исходило ощущение силы, спокойной уверенности, без капли хитрой изворотливости. Высокий, широкоплечий, крепкого сложения, он шел очень легко, с настоящей кошачьей гибкостью, хотя и нёс тяжелые мешки. Волосы у него были светлыми, почти белыми, и сбегали на плечи непокорными прядями — пышные, как львиная грива. А выражение лица, как и положено царю зверей — отстраненное, мрачно-равнодушное. У мужчины были высокий лоб, немного тяжеловатый подбородок, и прямой породистый нос, какой чеканят на монетах, чтобы придать действующему правителю по-настоящему величественный вид.

Я закрыла глаза, потому что не следует оценивать породистость профиля, встретившись с преступником ночью, нос к носу.

«Он — мелкий воришка, крадущий у государства, — мелькнуло у меня в голове, — а ты — убийца. Так что встретились два преступника, и неизвестно — какой из них страшнее».

Кошка ни с того ни с сего рванулась из моих рук. Несмело приоткрыв глаза, я обнаружила, что нахожусь на набережной совсем одна, и только тогда перевела дыхание. На улице не было ни людей, ни зверей. А снегопад всё усиливался. Я вскочила, стряхивая снег с воротника пальто.

Правильно сказал капитан — девушке не место на пристани ночью. Быстрее, быстрее в гостиницу!..

И я прибавила ходу, отыскивая нужный трактир.

Заведение мамаши Пуляр оказалось вполне уютным местечком. Внутри было чисто и тихо, хотя за столиками и у стойки толпились мужчины — матросы и простые горожане, судя по виду. Находились здесь и несколько женщин, но не из числа тех, кто охотится за кавалерами на одну ночь. Две чопорные пожилые дамы в сопровождении не менее чопорных господ, одна молоденькая девица в сопровождении строгой нянюшки, которая подозрительно и с осуждением смотрела на каждого мужчину, который проходил мимо их стола.

Пристроившись в уголочке, я заказала кружку горячего чая с пряностями и кусочек пудинга. Рождественский пост уже начался, поэтому пудинг подавался пропитанным сахарной водой, а не мясным жиром. Не слишком сытная еда для того, кто неделю болтался в море и питался квашеной капустой и перловой кашей, но я с аппетитом съела всё до последней крошки и попросила ещё чая.