Он отпустил руки Адвар и та, всхлипывая, опустилась на ковер, которым выстелили пол внутри шатра. Колдун уселся рядом, принялся гладить по голове, как ребенка.

- Не надо бояться Тафари, - увещевал он. – Во-первых, ты – ценная рабыня. И ты ему понравилась. Такие, как он, не швыряются ценным товаром. Во-вторых, он, конечно, головорез. Но не станет он поднимать на тебя руку из-за мелкой блажи или даже твоей мелкой провинности. Ему нет в том нужды. А ты мне нужна сейчас здесь, у него.

- У тебя свои планы, верно? – Адвар шмыгнула носом, подняла на него затеплившийся надеждой взгляд.

- Само собой. Ты будешь рядом с Тафари. Будешь слышать разговоры. И передавать мне все, о чем услышишь. Меня мало интересуют планы грабежа. А вот – кого Тафари предпочитает грабить. Кто водит караваны и по каким дорогам. Кто у кого и что покупает. Понимаешь меня? Тафари богат. У тебя будет зеркало – возможно, и не одно. И благовония – уж он-то не допустит, чтобы его наложница не имела благовоний. Так что позвать меня сможешь без труда. Да я и сам буду приходить. Во снах, как ты понимаешь. Ты знаешь, как с помощью зеркала и благовоний дозваться меня через мир духов.

- И долго мне быть здесь?

- До конца зимы – самое меньшее, - задумчиво проговорил Амади. – Многое предстоит сделать, и многое пока неопределенно.

- И я буду подчиняться этому грабителю, - с ненавистью выдавила Адвар. – Он с помощью печати управлять мною сможет, как игрушкой! Ты меня кровью к нему привяжешь!

- Не визжи, - строго отозвался колдун. – Кровь Тафари мне для других надобностей. Да, нанесу на печать немного. Сможешь знать, как он хочет подействовать на тебя, и чего ему нужно. Все, что от тебя потребуется – делай вид, будто подчиняешься. Власти над тобой – такой, как у меня – у него не будет. Еще не хватало, - он усмехнулся, - чтобы озверелый горец управлял моей помощницей!

- Но в руки озверелому горцу ты меня отдать не брезгуешь, - прошептала Адвар.

- Так нужно, - Амади пожал плечами.

- Свою любимицу оставляешь при себе, - повторила она.

- Моя любимица отправится к тому, кто не сумеет разглядеть ее природы, - поправил он. – Чуть позже – но ты ведь не думаешь, будто мы забрались в горы, чтобы прохлаждаться здесь попусту?

Адвар сжала губы. Не верит. А вот Накато верила. Уж она-то нрав Амади знала! Как же, позволит он, чтобы рабыня без дела прохлаждалась. Они не одну декаду шагали через горы. Для колдуна это – бездействие.

Он протащил их до самого запада континента. Сейчас они в горах, что отделяют громаду внутренних степей, по которым пасутся стада мамонтов и зубров, от равнин, граничащих с морскими берегами.

Накато думала, он захочет вернуться в города Желтого юга. Но Амади рассудил по-своему и повернул в горы. Задержаться им здесь, выходит, придется минимум до конца зимы. Отчего-то она подозревала, что пробудут они в этих местах гораздо дольше. Уж если Амади взялся за какую-то затею – это надолго. Планы колдуна редко напоминали план охоты или разбойничьего налета. Он составлял длинные сложные схемы со множеством ходов. И, видя первые действия, трудно было предугадать, куда замысел повернет, и к чему все ведет.

В прошлый раз сложный план привел ее хозяина в неволю, где он провел два года. Те два года подарили ей свободу, которая оборвалась так же внезапно, как до того свалилась на голову.

Свобода окончилась несколько декад назад. Теперь на руке Накато красовалась свежая печать, означавшая: она безраздельно принадлежит этому колдуну, телом и духом. Даже если попытается сбежать или откажется повиноваться – с помощью печати Амади быстро принудит ее к послушанию. Накато отлично помнила, как в самом начале своей службы пыталась удрать бездумно, испугавшись. И как печать вернула ее на место.

На руке Адвар – ее товарки – красовалась такая же. Амади забрал ее свободу в обмен на обещание дать ей силу и выносливость, невозможную для человека.

Ритуала, который должен был изменить слабую человеческую природу женщины, он еще не проводил. Но покинуть колдуна она не могла. Выполнит ли Амади обещание? Кто его знает – никогда нельзя знать, что у колдуна на уме.

Да, он не злится, не морит голодом, не бьет. Он не разозлился даже на вспышку Адвар, когда она обзывала его всяческими словами.

Когда-то Накато безмерно радовалась этому свойству хозяина. Он не наказывал за промахи и неудачи, не бил и не ругал, если рабыня оказывалась слабее и глупее, чем требовалось для выполнения какого-то приказа. Всегда объяснял подробно, что требуется, и отвечал на любые вопросы.

Словом, делал все, чтобы его послушные орудия выполняли приказы как можно лучше. И чтобы они раз от раза становились сильнее.

Полог шатра откинулся, пропуская одного из подручных Тафари. Колдун небрежно повел рукой, возвращая звуки снаружи. Ну да, заметит разбойник, что под пологом не слышно ничего – и разом догадается, что внутри шел какой-то разговор, неслышимый никому! Непременно доложит предводителю. А как тот поведет себя – неизвестно.

Тафари не производил впечатления мирного человека. Главарь горных грифов был жесток и нетерпелив. И не пытался скрыть этого.

Разбойник притащил поднос со снедью. Кинув мимолетный взгляд, Накато отвернулась. Не особенно Тафари расщедрился! Несколько кусков вяленого мяса, лепешки – и все. Ни яиц, ни сыра – хотя они не были редкостью в этой части гор. А ведь она видела в шатре главаря и ягоды, и даже сласти. Для питья им принесли большой кувшин воды – вино предводитель грифов счел необязательным для них. Даже плошек не поставили: хочешь пить – пей прямо из кувшина.

- Мы не особенно желанные гости здесь, - заметил Амади, когда разбойник вышел.

- Но ты решил меня продать именно этому типу, - неприязненно фыркнула Адвар.

- Тафари знает всех в окрестных горах и в восточной части степей, - отозвался колдун. – Я эти сведения могу не один год собирать! Кто с кем торгует, кто с кем враждует и ходит в союзниках. И да, Тафари, скорее всего, не заплатит, - он ощерился.

- То есть – ты меня даже не продашь, а отдашь даром, - Адвар скривилась.

- А тебе важно, чтобы тебя