Крыму

лейся, звонкая песня девичья,

чтобы весело было Ему!{130}

Так припомним кремлевского горца!

Он нас вырастил верных таких,

что хватило и полразговорца,

шевеления губ чумовых{131}.

Выходи же, мой друг, заводи же

про этапы большого пути.

Выходи, я тебя не обижу.

Ненавижу тебя. Выходи{132}.

Ах, серпастый ты мой, молоткастый,

отчего ты свободе не рад,

о которой так часто, так часто

в лагерях до зари говорят?{133}

Спой мне, ветер, про счастье и волю,

звон подков по брусчатке святой,

про партийный наказ комсомолу

и про маршала первого спой!{134}

Праздник, праздник в соседнем колхозе!

Старый пасечник хмыкнул в усы,

над арбузом жужжащие осы,

гармонист подбирает басы,

под цветущею яблоней свадьба —

звеньевую берет бригадир!{135}

Все бы петь тебе, радость, плясать бы

да ходить в ДОСААФовский тир!{136}

От успехов головокруженье!

Рано, рано трубить нам отбой!

Видишь, Маша, во мраке движенье?

Враг во тьме притаился ночной!{137}

Там в ночи полыхают обрезы,

там в муку подсыпают стекло,

у границы ярится агрессор,

уклонисты ощерились зло!{138}

Рыков с Радеком тянут во мраке

к сердцу Родины когти в крови!

За Ванцетти с бедняжкою Сакко

отомсти! Отомсти! Отомсти!{139}

Вот, гляди-ка ты – два капитана

за столом засиделись в ночи.

И один угрожает наганом,

а второй третьи сутки молчит.

Капитан, капитан, улыбнитесь!

Гражданин капитан! Пощади!

Распишитесь вот тут. Распишитесь!!

Собирайся. Пощады не жди{140}.

Это дедушка дедушку снова

на расстрел за измену ведет.

Но в мундире, запекшемся кровью,

сам назавтра на нарах гниет{141}.

Светлый путь поднимается в небо,

и пастух со свинаркой поет,

и чудак-академик нелепо

все теряет, никак не найдет.

Он в пенсне старомодном, с бородкой,

улыбается, тоже поет.

А потом исполняет чечетку

славный артиллерийский расчет{142}.

Микоян раскрывает страницы

кулинарные – блещет крахмал,

поросенок шипит, золотится,

искрометный потеет бокал!{143}

Ветчина, да икорка, да пайка,

Да баланда, да злой трудодень…{144}

Спой мне, мальчик в спартаковской майке,

спой, черемуха, спой мне, сирень!{145}

Спой мне, ветер, веселый мой ветер,

про красивых и гордых людей,

что поют и смеются, как дети,

на просторах Отчизны своей!{146}

Спой о том, как под солнцем свободы

расцвели физкультура и спорт,

как внимают Равелю народы,

и как шли мы по трапу на борт{147}.

Кто привык за победу бороться,

мою пайку отнимет и жрет.

Доходяга, конечно, загнется,

но и тот, кто покрепче, дойдет{148}.

Эх ты, волюшка, горькая водка,

под бушлатиком белая вошь,

эх, дешевая фотка-красотка,

знаю, падла, меня ты не ждешь{149}.

Да и писем моих не читаешь!

И встречать ты меня не придешь!

Ну а если придешь – не узнаешь,

а узнаешь – сама пропадешь.

Волга, Волга! За что меня взяли?

Ведь не волк я по крови своей!

На великом, на славном канале

спой мне, ветер, про гордых людей!{150}

Но все суше становится порох,

и никто никуда не уйдет{151}.

И акын в прикаспийских просторах

о батыре Ежове поет{152}.

Глава III{153}

Я шел к тебе четыре года,

Я три державы покорил.

М. Исаковский{154}

Спой же песню мне, Клава Шульженко,

над притихшею темной Москвой,

над сожженной врагом деревенькой,

над наградой и раной сквозной!{155}

Спой, мой дядя семнадцатилетний,

в черной раме на белой стене…

Беззаветный герой, безответный,

как с тобой-то разделаться мне?{156}

Не умею я петь про такое,

не умею, комдив, хоть убей!

Целовать бы мне знамя родное

у священной могилы твоей{157}.

Не считайте меня коммунистом!!

И фашистом прошу не считать!{158}

Эх, танкисты мои, гармонисты.

Спойте, братцы. Я буду молчать{159}.

Пой, гармоника, пой, дорогая.

Я молчу. Только пули свистят{160}.

Кровь родная, я все понимаю.

Сталинград, Сталинград, Сталинград.

Сталинград ведь!! Так что же мне делать?{161}

Плакать плачу, а петь не могу…

В маскхалате своем красно-белом

пой, пацан, на горячем снегу{162}.

Сын полка, за кого же ты дрался?

Ну ответь, ну скажи – за кого?

С конармейскою шашкой бросался

за кого ты на «Тигр» броневой?{163}

Впрочем, хватит! Ну хватит! Не надо,

ну нельзя мне об этом, земляк!..

Ты стоишь у обугленной хаты,

еле держишься на костылях.

Чарка горькая. Старый осколок.

Сталинград ведь, пойми – Сталинград!

Ты прости – мне нельзя про такое,

про такое мне лучше молчать{164}.

Глава IV{165}

Нет Ленина – вот это очень тяжко!