примерно доля смертности. Учитывая раны лежащей на столе девушки, ее шансы были еще меньше.

Вот только я мог опираться на более передовые исследования. Так, просто понимая, что печень — это не цельный кусок мяса, а несколько разных секторов с отличающейся друг от друга анатомией, в 60-х смогли понизить смертность всего до 3 процентов. А еще я точно не планировал начинать, пока не…

— Пережимаем портальную вену, — по привычке прошлых операций я комментировал свои действия вслух.

— Зря, — тут же вмешался мой напарник. — Вы не читали, что этот способ пробовали на кроликах? И ни один не смог пережить операцию.

— Кролики не смогли. Люди смогут, — я знал про эту особенность. Злая шутка истории медицины: когда из-за желания проверить все и не сделать глупых ошибок врачи долгие годы отказывались от очевидного решения, которое все жутко упрощало.

Закончив с веной, я начал искать границы раны и с неудовольствием обнаружил, что ту распороло не только спереди, но и сверху. Значит, добраться до всего, что мне нужно, через уже готовую дырку не получится. Более того, не подойдет и стандартный косой разрез Федорова вдоль реберной дуги. К счастью, тут было другое решение. Клод Куино, между прочим, доживший аж до 21 века, предложил для подобных случаев не бояться и вскрывать одновременно и грудную, и брюшную полости.

— Ах-ш! — выдохнул мой напарник, когда я сделал широченный разрез.

По восьмому межреберью от нижнего угла правой лопатки и до пупка. Теперь, наконец-то можно было удалить поврежденную часть печени, почистить рану и как можно быстрее ушить. Для этого использовался шов Кузнева-Пенского. Сквозной, восьмиобразный — его изобрели, кстати, буквально за десять лет до этой войны. И несмотря на свой возраст он оставался актуален даже в мое время. Конечно, с доработками, но сама суть та же.

— В чем главная проблема резекции печени? — я говорил и шил. — В том, что пациент теряет много крови. И мы решили это, пережав лишние сосуды выше и ниже печени. Также пациент может терять кровь и после операции, поэтому мы зашиваем все сосуды внутри органа. То же самое и с желчными потоками. Нашли, пересчитали, ушили. Следующая проблема — это герметизация швов, которые, когда человек начнет двигаться, могут просто перерезать печень. Поэтому укрепим их…

Тут лично я бы предпочел, чтобы под рукой был тюбик медицинского клея, но его изобретут только во время Второй Мировой войны. Так что пойдем более естественным путем.

— Берем пластинки фасции, — я использовал кусочки плотной соединительной ткани, которые раньше покрывали отрезанную часть печени, — и закрепляем их в краях раны. Так давление шва будет идти на них, а не на саму печень.

Тут я заметил, что мой помощник давно ничего не комментирует. Поднял на него взгляд на мгновение — он никуда не делся, просто полностью сосредоточился на операции и наркозе. Еще десять минут ушло на послойное ушивание остальных поврежденных тканей и, наконец, я позволил себе сделать шаг назад, стянуть стерильную маску Хантера и вытереть пот со лба. Да, ассистенты мне бы не помешали, но из-за стрельбы и взрывов большинство врачей и сестер были отведены в безопасное место.

— Рану держать открытой, не мешать выходить лишним жидкостям, следить за гноем и обрабатывать карболкой. Справитесь? — посмотрел я на доктора.

— Да, — тот кивнул, немного растерянно, кажется, до конца не веря в то, что именно мы сделали.

— Если будут вопросы, найдите меня. И я на всякий случай оставлю у вас одного из своих, кто умеет работать с ранами, как у нас принято. Короленко? — я посмотрел на вымотанного фельдшера. — Задержитесь тут. А к вечеру Слащев пришлет вам замену.

— Есть, ваше высокоблагородие, — выпалил тот.

— Подождите… — остановил меня мой недавний помощник. — Но как вас зовут? То, что вы сделали, это невероятно.

— Меня зовут полковник Макаров, — я понял, что молча уйти было бы неправильно. — Скоро вся информация о моих операциях будет подготовлена для печати. Надеюсь, кому-то это сможет помочь. Пусть не сразу на хирургическом столе, но хотя бы в мыслях о том, что возможно, а что нет.

— Мне-то уж точно поможет, — мой помощник почесал затылок, и стало окончательно понятно, что он действительно очень молод. — Честно, не ожидал от армейского офицера такого… — он обвел операционную широким жестом.

— А вас как зовут? — я невольно улыбнулся, захваченный чужим энтузиазмом. Кем бы ни был этот неизвестный студент, может быть, я смогу помочь ему чего-то добиться в будущем. С его-то желанием и храбростью — такие люди точно пригодятся стране.

— Николай! — представился мой помощник. — Николай Нилович Бурденко. Служил сначала в летучем санитарном отряде, но под Вафангоу задело, и вот временно перевели в госпиталь и закрепляют то за одним, то за другим стационаром…

Парень еще рассказывал, как вернется на фронт, где так много интересных случаев и практики, с которыми он теперь точно сможет сдать экзамены на полноценного врача. А там и продолжить исследования, начатые еще академиком Павловым. Я же думал о будущем этого человека. Русско-японская — это ведь не единственная война для Бурденко. На Первую Мировую он тоже поедет добровольцем, а на Второй Мировой, несмотря на уже немалые 65 лет, станет главным военным хирургом Советского Союза. И вот такие люди здесь, в 1904-м, сидят пацанами в обычных добровольцах.

И мы с ними вместе оперируем. Как он сказал в самом начале — невероятно.

— Если будут проблемы с возвращением в боевые части, — предложил я, — имейте в виду, во 2-м Сибирском такого храброго молодого врача примут с распростертыми объятиями.

Между делом мы закончили мыть руки после операции и теперь смогли их крепко пожать друг другу. Я еще раз улыбнулся новому знакомому, а потом, подобрав сброшенный ранее мундир, медленно двинулся на свежий воздух. Судя по часам на выходе, с момента начала операции прошло чуть больше часа. При этом следов недавнего боя в городе уже почти не было. Конечно, у случайного прохожего могли бы возникнуть вопросы, что же тут делает так много солдат. Зато никаких тел, даже никакой крови и мусора. А его тоже было изрядно, особенно чуть дальше, там, где мы использовали пушку.

Я огляделся в поисках Витте — тот ведь обещал, что меня дождутся. Но сам министр финансов и