Когда она наконец оказалась на свободе, её простая одежда превратилась в яркие перья, руки – в крылья, а нос удлинился подобно клюву.

– Спасибо вам! – пропела она самым сладким голосом, что я когда-либо слышал, а потом взмахнула крыльями и взмыла в воздух. Это был один из тех прекрасных моментов, которые хранятся в памяти всю жизнь… даже несмотря на то, что я остался во мраке, а надо мной навис великан. Я нервно сглотнул.

– Прости, Тана.

Разумеется, она мне не ответила: она меня уже не слышала. Последнее, что я увидел, была гигантская нога, пнувшая меня со всей силы.

Каникулы кончились

Я проснулся оттого, что вертелся в постели. Я вцепился в простыни и глубоко и часто задышал, чтобы заставить сердце перестать колотиться о рёбра так, что они начали болеть.

– Я жив. Я цел… – повторял я то и дело, как будто этот наговор помог бы избавиться от остатков кошмара. – Это всё неправда. Я жив. Я цел.

Смерть во сне ненастоящая и менее болезненная (в противном случае я бы уже не смог ничего рассказать). Однако она казалась достаточно реальной, чтобы весь день я чувствовал себя не в своей тарелке. Поэтому я со стоном откинулся на кровати и закрыл глаза. Ещё не рассвело, и я знал, что мне предстоит много дел, но каждый мускул в теле ныл, и живот немилосердно крутило. И кто надоумил меня в очередной раз ввязаться в опасную авантюру?! К тому же, когда я опять проснулся разбитым, и это необходимо было скрыть. Родители искренне считали, что у меня бессонница, поскольку я очень чувствительный, подвержен стрессу и всё в таком духе. Они готовы были поверить в какое угодно объяснение, которое звучит логичнее, чем «путешествие в чужие сны». И я их не виню.

То, чем заняты мы с Таной, не разглядеть невооружённым глазом – это вам не леворукость или гетерохромия[1]. Этот дар невозможно ни обнаружить, ни продемонстрировать специально, овладеть им – тоже невозможно. Мы не встречались с волшебниками, которые заколдовали нас, не сидели на магическом троне и не поиграли с таинственными реликвиями в древней гробнице. Мы просто такими родились. Поначалу я очень боялся, что родители посчитают, будто я всё выдумываю, и даже пробовал заглянуть в их сны…

Мне хватило одного раза. Во-первых, я там увидел такое, что ни один ребёнок не захочет узнать о родных: например, мама с удовольствием нападала на женщин в красных платьях, а отец весело танцевал под последний хит реггетона[2]. Эти образы я с радостью бы выкинул из памяти! Во-вторых, это совершенно бессмысленное занятие.

Как и большинство людей, мои родители забывают сны сразу после пробуждения, а если даже что-то и запомнят – эти образы туманны и непонятны, чтобы их пересказывать, но не помню, чтобы это помогало мне. Если бы были повнимательнее, то узнали бы, что со мной не так… По крайней мере, они перестали донимать меня разговорами о расстройстве сна, нервозности и прочих вещах, которые считали причиной моих недосыпов. Но хотя бы Лу мне верит. Поэтому моей сестре-близнецу хватило одного взгляда за завтраком, чтобы заподозрить неладное.

Люсия родилась на полчаса раньше меня и всегда гордилась этим, как будто сама была акушеркой при моём появлении на свет. Мы очень похожи: у нас обоих вьющиеся каштановые волосы, тёмно-голубые глаза, тонкие алые губы – даже одинаковая щёлка между передними зубами, поэтому, когда мы улыбаемся, кажемся младше, чем есть на самом деле. Мы могли бы быть полными близнецами, если бы не были мальчиком и девочкой. Однако многие наши родственники отмечают, что выражения лиц у нас разные: у меня – мечтательное, а у неё – серьёзное. Мы также учились на одной параллели в старших классах, где некоторые ребята пытались шутить над нами, называя «зловещими близнецами» и «детками под копирку». Они не говорили всерьёз, чтобы можно было на них обижаться, но с каждым разом смешки и подколки приходилось слушать всё чаще. Впрочем, мне всё равно нравился мой класс, мы научились ладить с однокашниками, но какая-то часть меня радовалась, что мы не увидимся с ними после переезда в Мадрид.

Я лишь надеялся, что «издевательства» не повторятся в колледже, а Лу – так просто была уверена. Её настрой отличался от моего: она была куда практичнее. Она даже провела многие часы в интернете в поисках причины того, что со мной творится. Я сам не то чтобы не интересовался, но не смог найти ничего подобного в книгах, как и не встретил никого сведущего. А когда я решил обратиться к «Гуглу»… мне выпали страницы, рассказывающие о Таро, астрологии и мистических явлениях. У Люсии всегда лучше получалось искать информацию в сети, но даже она не преуспела.

Сестра схватила мою миску и насыпала в неё хлопьев. Она любила так делать, а потом заливать завтрак огромным количеством молока, чем приводила меня в бешенство. И на сей раз ей удалось выдавить из меня измученную улыбку.

– Похоже, кое-кто не доползёт до пляжа в последний день каникул. Что было на этот раз?

– Старушка, запертая в клетке, и…

– А Тана там была? – перебила сестра.

– Да, она пришла.

– И что сказала?

– Что нужно убираться, – со вздохом признался я. – И что нет ничего плохого в том, чтобы оставить кого-то один на один с его кошмаром.

– А почему ты не послушался?

– Потому что…

– Потому что ты – упрямец, – снова перебила Люсия, так резко наклонив пакет молока, что то расплескалось по столу. Сестра взяла бумажную салфетку и тёрла пятна так тщательно, будто хотела провертеть дырку в скатерти. – Никто не страдает, если ему иногда снятся кошмары.

– Мы тоже.

– Ты так всю энергию растратишь, – добавила она, нахмурившись, – а потом весь день будешь едва волочить ноги.

– Да ничего страшного! К тому же у нас каникулы, – пожал плечами я. – Могу позволить себе немного утомиться.

– Знаю. Ты говорил то же самое, когда это случилось впервые.

Совершенно бесполезно было спорить с Люсией, которая так хорошо меня знала, что проще было попытаться одурачить самого себя, чем её. Я помню, так случилось два года назад, когда я встретил парня, который видел повторяющийся кошмар. Я хотел помочь ему и стал наведываться в его сны каждую ночь, пока не вымотался настолько, что перестал понимать, что вокруг происходит в реальной жизни. Если бы я вконец