— Хорошо, Ким. — Чалми удовлетворенно кивнул. — Что вы знаете об Исполнителях?

Ким вздрогнул.

— Очень немногое, сэр. Это люди, приводящие в исполнение смертные приговоры.

— Что вы о них думаете?

Ким задумался.

— Я не знаю, сэр, — тихо ответил он после довольно долгой паузы. — Мне никогда не приходилось размышлять на эту тему.

— И все-таки? Считаете ли вы их работу нужной?

— Да, сэр. Наверное. Только мне кажется, что гуманнее было бы делать все это как-то по-другому.

— Например?

— Я не знаю. — Ким пожал плечами. — Есть ведь яды, газы разные. Электричество, наконец.

— Все это так, Ким. Но вы ведь сами упомянули о гуманности. А гуманность требует привести приговор в исполнение наиболее безболезненным и быстрым способом. Уверяю вас, что при всех достижениях цивилизации не придумано более гуманного метода, чем выстрел в затылок. Это мгновенная и безболезненная смерть.

— Может, и так, сэр. — Ким помолчал несколько секунд. — Только я не могу понять смысла этого разговора.

Чалми едва заметно улыбнулся.

— Смысл очень простой. Я хочу зачислить вас в штат Исполнителей.

Ким побледнел.

— Простите меня, сэр. Но я не смогу.

— Сможете, Ким. И в данном случае речь идет все о той же гуманности. Суть в том, — Чалми глубоко затянулся, — что многие наши Исполнители очень плохо делают свою работу. И преступники перед смертью кричат от боли, бьются в агонии. Просто некоторым Исполнителям это нравится, они считают, что воздают таким образом преступникам по заслугам. Мы выгоняем таких, даже судим, но положение в целом не меняется. Выход я вижу в том, чтобы поручать исполнение приговоров наиболее порядочным офицерам Департамента. Любой преступник, даже самый закоренелый, вправе рассчитывать на то, что с ним поступят милосердно и не заставят страдать от неточного выстрела. Разве я не прав?

— Да, сэр, вы правы. И все-таки я не могу.

— Приказ о вашем назначении уже подписан. — Чалми в упор посмотрел на Кима. — И ваш отказ будет расценен в соответствии с положениями устава. Вы знаете, что полагается за неисполнение приказа?

Глаза Чалми стали холодными и колючими. К горлу подкатил комок, Ким тяжело сглотнул, Нарушение приказа — это плохо. Очень плохо. Это конец…

Судя по всему, Чалми прекрасно понимал, что творится в душе Кима. Он встал с кресла, Ким тут же вскочил и вытянулся перед шефом.

— Ну-ну, Ким, не переживайте… — Чалми подошел и доброжелательно похлопал его по плечу. — Ведь это всего лишь работа, притом работа очень нужная и ответственная. Завтра в восемь утра явитесь к полковнику Рейнольдсу, он введет вас в курс дела. Если что, обращайтесь прямо ко мне. И не забывайте о гуманности, мой дорогой Ким…

* * *

В тот день он впервые в жизни напился. Пил дома, один. Хуже всего было осознание того, что он струсил. Да, струсил, сдался. Ведь была у него мысль, была — рассмеяться Чалми в лицо, сказать, что с ним этот номер не пройдет. Не сделал. Не смог. Струсил.

Ему было очень гадко, даже выпивка не смогла заглушить осознание своего падения. А может, он просто мало выпил… — поднявшись с кресла, Ким прошел к гаражу. Взглянув на глайдер, понял, что за штурвал ему сейчас лучше не садиться. Или сесть? Эта мысль тоже была очень заманчивой — разогнать эту телегу и со всего хода протаранить здание Департамента. Въехать прямо в кабинет Чалми.

Этого он тоже не сделал. Струсил ли, нет, ему не хотелось с этим разбираться. Ким просто вышел из дома и отправился в ближайший бар.

Что там было, сколько он еще выпил, Ким не помнил. Проснувшись утром, обнаружил себя в постели. Рядом тихонько посапывала незнакомая девица.

Невыносимо болела голова. Взглянув на девицу, Ким разозлился — на нее, на себя, на весь этот богом проклятый мир. Захотел было выгнать ее ко всем чертям, но, оглядевшись, понял, что дом не его. Встал, с трудом оделся. Услышав его шараханье и сдержанную ругань — никак не мог найти носок, — проснулась девица. Взглянула на него заспанными глазами.

— Уже уходишь, Кимуля?

Она оказалась вполне симпатичной. Хмуро посмотрев на девицу, Ким нащупал в кармане бумажник. Открыв, выудил из него две бумажки по пятьдесят кредов — все, что было. Положил на тумбочку.

Посмотрев на банкноты, девица недовольно скривила губы.

— Больше нету, — сказал Ким, сел на кровать и стал обуваться. Обувшись, встал, накинул китель, не торопясь застегнулся. Затем молча вышел.

Так это началось. Его учили больше месяца, оказалось, что убийство — это тоже целая наука. Потом была практика. Сначала он просто наблюдал, как совершается исполнение приговоров, это длилось неделями, изо дня в день, без выходных и перерывов. Когда он привык к смерти, ему дали пистолет. Это была обычная армейская модель, простая и надежная. Точно такой же пистолет был у него раньше.

Ким хорошо помнил свое первое исполнение. Потом, позже, он понял, что и преступника для него подбирали специально. Им оказался матерый убийца, на счету которого была не одна человеческая жизнь. Мрачный, с заломленными за спину руками, он производил отталкивающее впечатление.

Это оказалось проще, чем думал Ким. Совсем просто, достаточно поймать в прицел нужную точку на затылке и нажать спуск. Это раньше, в древности, оружие грохотало, извергая дым и пламя. Здесь все происходило чисто и аккуратно. Вот преступник стоит на коленях. Тихий щелчок, и вот он уже лежит. Маленького обожженного отверстия в черепе даже не видно из-за волос. Был человек — и нет его.

Потом были другие — уже проще, уже легче. И постепенно Ким с ужасом понял, что привыкает и к этому. Более того, он вдруг осознал, что Чалми во многом был прав. Эти люди все равно умирали — с его ли помощью или это делал кто-то другой. Но Ким все проделывал очень чисто, не было случая, чтобы кто-то из его подопечных мучился после неточного выстрела. Да, он не мог спасти этих людей и даже не помышлял об этом, они нарушили закон и должны были понести справедливое наказание. Все, что он мог для них сделать, — это подарить им быструю и безболезненную смерть.

* * *

Домой он добрался уже затемно. Закрывая купол гаража, подумал о том, что сегодня на редкость звездное небо. Звезды… Они все еще манили его.

Ужинал Ким без особого аппетита, отрешенно ковыряя вилкой консервированного тунца и столь же безразлично поглядывая на экран видео. Шел выпуск новостей, транслировали запечатленные бесстрастным глазом телекамеры кадры очередной бойни. Кима не интересовало, где это произошло, кто там погиб и почему. Какая разница?

Запищал линком. Взглянув на него, Ким продолжал жевать, Думая о том, кто бы это мог быть. Вадим? Вряд ли. Шейла? Тоже нет. Тогда кто?

Он не любил неожиданных звонков. Обычно они несут неприятности. Тем не менее трубку взял.