Настоящая любовь накрыла подруг в одно время, но поздновато, под тридцать, до этого у обеих были влюбленности с нехорошим осадком – и Ленке, и Галке парни наставили рога. Филолог Галка тут же возразила математику Ленке, что в соответствии с греческим эпосом такое определение в отношении женщины не годится. На что Ленка выдала: «Знаешь, от чего моя голова тяжелая и трещит? От ветвистых рогов!» И Галка запрятала свою начитанность подальше. Настоящая любовь тоже оказалась конечной, и вот… Имеем, что имеем. У Ленки детей уже не будет: ей матку удалили. «Как и у меня, – рассуждала Галя, – ведь климакс уже не за горами: украинская женщина приговорена статистикой к проклятому климаксу в сорок девять лет».

– Та-ак, надо сон записать, а то забуду.

Последнее время сны снятся уж очень странные. Не по содержанию, а, как бы это сказать, с титрами. Нет, это даже не титры, потому что они не плывут внизу «картинки», они где-то… В общем, где они – непонятно, но Галка их читает и вот именно их запоминает. Благо, память у нее фотографическая.

Кисти рук на несколько мгновений замерли над клавиатурой, и…

«Хрум… Хрум… Под ногами хрустит снег. Едва коснувшись разгоряченного лица, снежинки покалывают, тают и стекают к шее…»

Закончив, она захлопнула ноутбук и, потирая пальцами уши, направилась к зеркалу.

– А-а-а, – показала зеркалу язык, скорчила рожицу: рожица смешливая, а вот глазки грустные.

– К черту грусть! – улыбнулась она и заговорщически подмигнула своему отражению. Впереди ждал новый день.

Ленка предлагала проветриться – она сейчас не работает, потому как реализации нет и их швейный цех приостановили на неделю. Но проветриться не получится, у Галки работы, как всегда, по горло, и будет просто замечательно, если главред раньше начала ноября не нарисуется. Собственно, она проверяет почту из-за него – всплывающую строку о приходе писем отключила, чтобы не отвлекала. Хотя он может нарисоваться и раньше, он это умеет. Если письмом – то ничего срочного, так, мелкие вопросы, а если звонит, то все ясно…

– Галина, будьте добры, пришлите рукопись пятнадцатого числа.

– Да это ж на полтора месяца раньше срока!

– Я жду пятнадцатого, – в голосе металла побольше, чем в звоне «колобка».

Галка хочет тут же дать ему по голове, как «колобку», но она этого не делает. Во-первых, нехорошо бить главного редактора, примерного мужа и отца двух очаровательных девочек, по наиболее уязвимому месту, а во-вторых, он не виноват, у него к Галке ничего личного, только бизнес, сроки, ответственность, и, как у всех, не самое понимающее начальство. Вернее, владельцы издательства. А что нужно Галке? Ей это все по барабану, ей нравится писать. Нравится работать до одури. Нравится заново, по-другому проживать жизнь, нравится по-другому описывать события. Кто знает, может, это и есть то самое программирование своей судьбы? Тут главное не навредить, хотя это тоже категория философская – вред или польза видны не сразу, а много позже, с большого, так сказать, временного расстояния. Нравится падать ночью в холодную постель и тут же отключаться. Но… Но ей не нравятся сны, приходящие ну уж очень часто после того, как на тумбочке поселился обновленный «колобок». Или нравятся? Все зависит от сна. Она хочет их видеть, и… не хочет. Они сводят ее с ума в прямом смысле, зато как сводят… Вот если бы была таблетка, гарантирующая полное отсутствие сновидений, думает Галка в минуты меланхолии. Проглотила, водичкой запила, глаза закрыла, и все: ты в черной дыре, в которой, если верить Ленке, ничего, кроме понятной физикам черной материи, нет. Но это несбыточная мечта, такая же несбыточная, как главная мечта Галкиной жизни. Нет, неправда, это уже не мечта, а печальное воспоминание о ней. Печальное воспоминание о встрече, которой, возможно, никогда не будет, а Галка, глупышка, бережно хранит его и боится – прошло много лет, очень много. Они живут в одном городе, но за без малого двадцать лет ни разу не встретились, не столкнулись. Кто-то сказал: он расширил бизнес и уехал то ли в другой город, то ли за границу, но приезжает. Может, оно и так – табличка с названием его фирмы висит на том же месте, и сайт работает, и его фото на сайте… Допустим, они встретились, и что? А ничего! Привет! Привет… Как дела? Отлично… Ну пока… Пока… Вот и все. Да, так и будет. И не скажет она то, что уже много раз говорила ему во сне, шептала устами героинь. Не услышит его слова из своих грез. Все будет много прозаичнее. Нет, все будет ужасно, потому что, уходя, он снова уведет с собой ее душу. Ненадолго, на день-два или неделю, но уведет. Душа вернется, несчастная, бескрылая, и Галка еще много дней будет недоумевать, что же произошло, почему ноги не слушаются и почему все так? Почему?!

Такое бывает в минуты меланхолии. Когда же меланхолия отступает, Галка только и мечтает уснуть… и видеть сны. Ее накрывает розовато-сопливое настроение, и там, где у ангелов растут крылышки, начинает чесаться. Чешется, конечно, не только там, и Галка с двойным, а то и тройным рвением тягает блины в тренажерном зале, бежит к косметологу за инъекциями молодости – почему бы и нет? И как только сходят следы от уколов, массирует уже провисающий подбородок, взбивает яйца с медом и всякими маслами и втирает, втирает в лицо… И так до… В общем, до приступа меланхолии. Лицо, нужно отдать ему должное, молодеет, но… глаза те же, грустные…

А что у нас сегодня? Сегодня что-то среднее, и Галка еще не знает, куда отклонится стрелка барометра настроения. Прекрасная погода, совсем не осенняя – октябрь вообще удивил, два дня назад еще короткий рукав носили, а вчера подул свежий ветерок с запахом далекого дождя и напомнил, что пришла осень, и пришла давно. Осень – это хорошо для кожи лица. Тьфу, надо же, как приелись те давние статьи! Листва на клене за окном – красоты необыкновенной. Вот что: надо сбегать в спортклуб и решить вопрос с будильником. Обязательно. Она метнулась в спальню, схватила «колобка» – сам виноват, окончательно разбудил давно и крепко уснувшую любовь. Уснувшую в надежде на пробуждение, как спящая красавица во хрустальном гробу. Эх, лучше б этой любви вообще не было! Хотя… если подумать… откуда без нее черпать сюжеты для романов? То-то! Галя вынула из ящика пакет и завернула в него будильник.

– Извини, но с меня хватит! – Она вышла в коридор. – Не обижайся, но я оставлю тебя возле мусорника, кто-то обязательно подберет, и заживешь припеваючи… тьфу, позванивая в другом доме…

Она положила пакет на столик возле входной двери, вернулась в кухню, взяла чашку с кофе, над которым клубился едва заметный пар, мечтательно зажмурилась, как в рекламе, и отхлебнула.

Хм… Горячее дерьмо. Ох, не такой кофе они пили, разбуженные звоном, тогда желанным и многообещающим – они заводили «колобка» первого поколения, в другом исполнении, более кондового, на полтора часа раньше, чтобы насладиться друг другом. Пили быстро, обжигаясь, боясь потерять даже доли секунды, потому что знали цену мгновениям… Обжигающее дыхание… объятия… его влажная горячая кожа. Обжигающие ладони. Струйки пота между лопаток. Стоны. Его запах…

Она открыла глаза. Это Юра приучил ее к кофе, но не к такому. Она скривилась и поставила чашку на блюдце. Надо запить водой, а то во рту будто… Ой, не привередничай, кофе тут ни при чем, тебя просто опять накрывает меланхолия. Галка распахнула дверь холодильника и наугад взяла один из тетрапаков с соком.