– Юра! – нарочито бодро попыталась она скрыть смущение.

– Ирочка! – Гордеев, широко разулыбавшись, оторвался от монитора и встал ей навстречу. – Уже вернулась? Ну, как?

– Чудесно. Это тебе.

Она поставила на стол бутыль туалетной воды, упакованную в малахитового цвета коробку.

– Да что ты, спасибо…

– Поздравляю с днем рожденья, желаю, чтобы ты всегда был… – она судорожно задумалась, что бы ей пожелать, избегая банальностей, но не удержалась и ляпнула: – Таким же здоровым, веселым и удачливым.

«Вот дура!» – подумала она про себя. Гордеев, однако, был, видимо, рад, что Ира помнит о его празднике.

– Ты сегодня первая, кто меня поздравил.

– Почему? – Ирина сокрушенно подняла брови.

– Кажется, они все позабыли. Впрочем, это и неудивительно. Я здесь все-таки не совсем свой. Обо мне обычно вспоминают, когда проштрафятся перед государством или хотят кого-нибудь незаметно обжулить. Я, так сказать, не в штате. Как индивидуальность я мало кого волную. Хочешь конфет?

Он вынул упаковку дорогих конфет, еще не тронутую, и снял с нее целлофановое покрытие. Ирина засунула в рот конфету и принялась рассказывать про свои успехи. Гордеев слушал, как казалось, внимательно, все больше улыбался и кстати кивал, но Ирине показалось (и это не вызвало в ней негодования), что он больше улыбается и кивает факту того, что она, молодая, цветущая, сидит сейчас перед ним, закинув ногу на ногу, и тараторит о чем-то своем. Рассказ получался довольно долгий, а она видела, что на столе у Гордеева невпроворот всякой документации, поэтому закончила неожиданно фразой:

– Так что теперь я богата.

И встала. Он тоже встал.

– Ну что ж, поздравляю. Теперь, я думаю, ты поднимешься еще выше и перестанешь подавать мне руку.

Ирина засмеялась:

– Посмотрим, посмотрим, не уверена, что не возгоржусь.

Вежливо посмеявшись, они расстались. Гордеев сел к столу, Ирина выпорхнула из кабинета и ускоренной походкой, хотя никуда торопиться было не надо, двинулась к своему месту. Там ее ждал первый посетитель – подруга и сослуживец Маша Ободовская. Ободовская, натура разносторонне и богато одаренная, поступила в «Эрикссон» вместе с Ириной, но из-за скверного характера не сумела сделать столь блестящего зачина в карьере. Она два дня тому назад вернулась из командировки в Женеву и теперь по неясным для коллег причинам находилась в состоянии горестного изнеможения.

– Ну, как дела? – разбитым голосом спросила Ободовская.

Ирина повторила машинально звук поцелуя.

– Так я и думала. А у меня полная финансовая задница. Ты знаешь, что такое финансовая задница? Это когда ты потратил с корпоративной карточки шестьсот баксов и не знаешь, как отчитываться.

– Шестьсот баксов? – в ошеломлении повторила Ирина. У Ободовской и без того было две тысячи неоплатных долгов. Несмотря на хорошее настроение, Ира нашла в себе немного сострадания.

– Посмотри, – уныло продолжила Ободовская, – я тут поправила кое-что.

Она протянула Ире несколько счетов из ресторанов и от таксистов. В них неумело подобранной ручкой были дописаны единицы к сумме.

– Как ты считаешь, похоже? – понуро спросила Ободовская.

– Н-ну, на мой взгляд, не очень. Да кто там будет в бухгалтерии разбираться? – оптимистически прибавила Ира.

– Найдется кому, – мрачно оппонировала Ободовская.

– Слушай, ты что, всю Женеву по периметру объездила? – спросила Ирина, ошеломившись астрономической цифрой в счете.

– Нет, просто я решила не дописывать ноль в конце, а дописала спереди девятку. По-моему, этот самый удачный. Другое дело вот этот…

Маша протянула неврастеническим почерком заполненный счет на пятнадцать франков.

– Я так никогда не сумею, – сокрушилась Ободовская, глядя на бумагу, – он, по-моему, эпилептик был.

– Кто?

– Ну, этот водитель. Разве здоровый человек может так написать?

– Не уверена. Но, вообще-то говоря, у меня почерк не лучше.

– Да? – оживилась Ободовская. – Ну-ка, покажи.

Ирина взяла перо и, задумавшись на мгновение, выписала неловко, путая буквы "ш" и "ж": «Игумен Пафнутий руку приложил».

– Здорово, – призналась Ободовская. – Так же коряво. А кто такой был этот Пафнутий?

– Это из Достоевского, – пояснила Ирина.

– А-а… Так, может быть, ты мне напишешь вот здесь нолик? – с простоватым лукавством попросила Ободовская.

Ирина улыбнулась ей, достала из карандашницы ручку подходящего цвета и, склонившись над бланком счета, вывела вполне истерический ноль под стать записи.

– Как дела? – раздалось над ее ухом. Ободовская от неожиданности подпрыгнула. Ирина ловко засунула счет в стол.

– Ах, Владимир Дмитриевич, – притворно обрадованно защебетала она, – только вернулась!

Это был Владимир Дмитриевич, ее босс, ее ближайшее начальство. Скучнейший амбициозный тип. У него ко всем этим «достоинствам» были еще большие и вечно влажные руки, которые он тайно вытирал платком. Кроме того, он был баснословно жаден до денег и имел имперские амбиции. В настоящий момент его тщеславие было удовлетворено занимаемой должностью, и единственным предметом тайных его комплексов было отсутствие респектабельной любовницы, в каковые он однозначно предполагал Ирину. Несколько раз его рука, недобросовестно вытертая платком, уже ложилась ей на колено. Приходилось дипломатически лавировать, чтобы удержать ситуацию возможно долее нерешенной в надежде, что шеф остынет или изберет другой объект для своих вожделений. Но начальник длил осаду, не помышляя отступать. Вот и сейчас он присел на край стола и, как ему казалось, возбудительно посмотрел в глаза Ирине своими тусклыми глазами. Маша делала из-за его плеча отчаянные знаки, чтобы Ирина убрала рассыпавшиеся по столу счета, чем очень Иру стесняла. Начальник, казалось, вовсе и не заметил, чем занимались подруги, но исступленная возня Машки на заднем плане могла серьезно испортить ситуацию. Всячески завлекая шефа разговором о поездке, Ира словно ненароком взяла гроссбух и попыталась накрыть им компрометирующую документацию. Но, о ужас! Только она опустила книгу, как по не известному ей физическому закону бумажки выпорхнули из-под нее и, кружась в воздухе, попадали на пол. Ободовская в возбуждении, граничащем с помешательством, пала на четвереньки, а предупредительный (иногда) начальник подобрал парочку с пола и, не читая, положил на клавиатуру компьютера.

– Пойдем ко мне, – сказал он Ирине, видимо, недовольный присутствием Ободовской.

– Да, да, – рассеянно откликнулась Ирина, сделав Машке страшные глаза.

Они вошли в кабинет Владимира Дмитриевича. Тот подошел к шкафу, вынул оттуда что-то и, пряча за спину, подошел опять к Ире. Она стояла, внутренне собравшись. Кабинет начальника был отделен от основного офиса стеклянной стеной, но, как назло, в этот момент никого поблизости не было, так что они действительно остались одни.