Иван перевел взгляд на замыкающего шествие, и тот вдруг остановился, закрутил головой. Иван подумал отпрянуть от щели, но не смог. Так и смотрел на высокого, худощавого парня с кадыкастой шеей. Их разделяло метров пятнадцать, не больше, и вряд ли парень заметил шпиона. Над его головой тоже завис туманный сгусток, но не черный, а цвета спелой вишни с серебристыми искорками.

Что оно могло означать, Иван не знал и знать не хотел. Только парня стало почему-то жаль. Может, потому, что напомнил ему его самого в молодости, может, за рассеянный, какой-то даже потерянный взгляд. А может, и просто так. Не понял он, короче. Сердце только сжалось, пропустило удар.

– Брат Михаил, поспеши! – окликнул кто-то, и парень, вздрогнув, юркнул в захлопнувшуюся за его спиной дверь.

«Куда бежать?» – судорожно соображал Иван, который все же прикрыл дверь трапезной и пожалел об одном – что не успели установить замки. Так бы можно было переждать, ведь когда-то они уйдут. Видимо, сборища происходили не первый раз, уж слишком уверенно процессия двигалась, точно зная – здесь им никто не помешает. Все продумали, черти, одного не учли: застрявшего на работе прораба.

А может, выйти, не таясь, и сказать, чтобы убирались? Парни вроде молодые, подумаешь, заигрались в мистику. Такие обычно пугливые и разбегаются врассыпную, заметив постороннего.

Иван, может, и сделал бы так, но марево над головами сатанистов очень уж пугало. Хоть и не знал он природу происхождения жути, а все равно боялся. Не просто так оно ему показалось. Предупреждало или откровенно запугивало? Разве теперь важно? Важно унести ноги и больше никогда уже не оставаться одному. Пусть лучше в бригаде посчитают, будто он слишком контролировать работяг взялся. Переживет.

Мысленно рассчитав, сколько времени понадобится ему добраться до пансионата, Иван прикинул, что к тому времени будет уже довольно поздно, но вроде там пумпочка звонка имеется. Работает ли? Эх, болван, не проверил заранее!

Даже если не работает, стучать будет, пока к нему не выйдут. Пусть обматерят, да пусть даже по шеям наваляют, главное – он будет под защитой.

Вспомнилось Ивану, как, обходя здание пансионата, он увидел пожарную лестницу. Хотел проверить, куда ведет, так его отвлекли, а потом он уже и сам забыл. А ведет она наверняка в общий коридор на втором этаже. В крайнем случае стекло выбьет, потом новое за свой счет вставит.

Главное теперь бежать и не оглядываться!

Когда дверь тихонько приоткрылась, Иван даже не сразу сообразил, что к чему, решив, что открылась она от сквозняка. Потом уже, когда его по траве, упирающегося, тащили, он вспомнил, что все окна лично запер, иначе штукатурка не высохнет и трещинами пойдет.

В дверях стояла высокая фигура. Иван обмер. Не иначе псоглавый все же пришел отомстить спустя столько лет? Не видел он под капюшоном длинной мантии не только лица, но и фигуры. Казалось, что вместо лица просто темень живая шевелится, переворачивается, и только что-то острое выпирает. Очень на морду песью похоже.

– А вот и агнец, – хрипло выдала темень. – Сам пойдешь или помочь?

– Мужик, хорош, – отступая, причитал Иван, – не дури. Вот те крест, никому не скажу, что вас тут видел. Да и как видел-то, лиц все равно не запомнил.

– Значит, сам не хочешь. – Его палач, а Иван не сомневался, будут убивать, не спрашивал, утверждал: – Братья тебе помогут.

– Брось, хватит! Ну чего ты хочешь? Денег? Так я дам. Успел скопить кое-что, хотели с женой квартиру расширять. Не губи!

Иван продолжал отступать, пока не запнулся о лежащую на полу доску и начал заваливаться назад. Ожидал боли, все же пол бетонный, третий день как выровняли, а оказался в крепких тисках рук. Его спеленали, совсем как когда-то санитары в психушке. Хошь дергайся, все равно не выпустят, только еще и по почкам отвесят.

Но он дергался, извивался ужом, рвался из захвата. Те, кто держали его, оказались сильнее. Только сдаваться без боя он все равно не желал, и когда к нему подошел называвший его агнцем, Иван, используя жесткий захват как упор, врезал тому между ног что было сил. Еще посмотрим, кто тут агнец!

Козлина в мантии согнулся, вцепившись обеими руками в причинное место. Ивана отпустили. От неожиданности или хотели прям здесь начать колотить, но он не мог не воспользоваться шансом и рванул к выходу.

Уже совсем стемнело. Сколько же он прятался и выйти боялся? По ощущениям – приближалось к полуночи. Проклятое место играло не только с ним, но и с самим временем!

– За ним, дебилы!

Крик подтолкнул Ивана в спину, придавая ускорения.

Он, может, и смог бы сбежать, да снова споткнулся. На сей раз растянулся в траве, ткнулся в землю носом, ощутив густой запах чернозема. Подняться уже не смог. Тяжелая нога, похоже в берце, надавила на спину. Дышать стало тяжело.

– Поднимайте и тащите в обитель.

Иван никогда бы не смог забыть этот голос. Низкий, хриплый, не человеческий, похожий на птичий клекот. Если бы сумел убежать, сразу узнал бы его на очной ставке.

Если бы…

Ивану связали руки, похоже вывернув сустав, потому как боль сделалась невыносимой, и тащили за веревку в сторону недостроенного храма. Он молчал, понимая, что кричать бесполезно. Нет вокруг людей. Стройка от города далеко, только глотку сорвешь. Сжимал челюсти до скрипа, до крошащихся во рту пломб, но молчал.

– Я вам велел с черного хода зайти и сразу его оглушить. Почему ослушались? – Снова голос-клекот. – От вас всего и требуется выполнять мои приказы. Вы даже на это не способны. Как я могу быть уверен в вашей преданности делу, если вы постоянно ошибаетесь?

Ему что-то ответили, а Иван, прежде чем отключиться, только и успел подумать, что забыл про запасной выход из трапезной и штукатурка теперь точно потрескается.

Когда пришел в себя, понял, что лежит он на голом полу, все еще связанный, но живой. Должно быть, оно что-то для Ивана значило, раз не прикончили на месте. Его небось припугнули для острастки, а он нюни распустил! Вот бы Вадька порадовался, видя его в таком-то положении.

Образ Вадьки встал перед глазами четко и ясно, будто Егоров живее самого Ивана, только с тремя дырками в животе и кровью по рубахе, черным пятном расползающейся, поднялся из могилы посмотреть на своего душегубца. Вадька вдруг улыбается холодно и жутко, отходит в сторонку, уступая место другим, которые Ивана сюда притащили.

Теперь на них черные балахоны с глубокими капюшонами. Разве можно таких всерьез опасаться? Клоуны! Скоморохи ярморочные, а не сатанисты. Небось и головы, бритые наголо, чтобы уж наверняка, чтобы ничего не упустить!

Позже он узнает, какие на самом деле у них головы. Вовсе не бритые, но и без волос.

Люди собирались вокруг лежащего Ивана, выдерживая небольшое расстояние, чтобы можно было взяться за руки, образуя хоровод. Отчего-то он стал искать глазами того, чье марево отличалась от остальных, и не находил. Ощущение, что его нет в круге, было почти неопровержимым, но хотелось убедиться. Иван, насколько сумел, приподнял голову, шевеля непослушной шеей.