два дома из трех и если бы могли, то открыли бы больше, и они никогда бы не разорились. Район сам по себе мрачный и неблагополучный, но в “Светлом будущем” будто бы краски выцветали быстрее.

В мою квартиру в 13-ом доме мы заходить не стали, там все равно ничего не было. Буквально, голые стены, унитаз и поддон для душа. Я взяла с собой ключи от квартиры Арины, где мы и жили вдвоем. Жилье распределили в один год, когда достроили, но по причине нашей разницы в возрасте она въехала туда раньше. А я, когда мне исполнилось 18 лет, переехала к ней. Я тяжело переживала нашу разлуку, которая продлилась всего 2 года, что для 16-летней казалось вечностью. И оставаться в опекунском доме одной мне было невыносимо, но подселять на место Арины кого-то я отказалась. Мне не нужна была замена, мне нужна была только Арина.

Мы поднялись на 6 этаж, открыли дверь, которую чудом не вскрыли открывалкой для консервных банок за это время. Свет включать не стали, хватало рассеянных лучей солнца, проникающих через окна без штор. Особой трагичности добавило бы наличие совместных фото на стенах и тумбах, чтобы я поглаживала их кончиками пальцев и лила слезы, но ничего такого в нашей квартире никогда не было. Лежал матрас на полу, на кухне так и остались расставленными кастрюли и пара тарелок, но только потому, что мы не смогли забрать их с собой в Москву.

Даже пустота напоминала мне о ней. Я ухватилась за сломанную ручку двери балкона, она с трудом поддалась и я вышла, ощущая легкое присутствие себя в прошлом. Скрип пола под ногами, тихие шаги и шуршание одежды позади — если закрыть глаза, то на секунду можно представить, что мне 19 лет и мы, досмотрев серию какого-то шоу, выходим с Ариной покурить. Осознание, что Арины нет уже четыре дня, и я на балконе с Энже, резало изнутри. Открыв пластиковое окно, я выудила из кармана пачку сигарет и привычно протянула одну Энже.

— Я не знаю, как дальше жить, — призналась я, разглядывая свои грязные кроссовки.

Говорила ли я о финансовой стороне вопроса или же о собственном моральном состоянии, не знаю. Ни с той, ни с другой стороны, я не видела выхода. Зря я, наверное, впустила в свою жизнь Арину, ведь теперь, когда она умерла, я, замкнувшая на ней мир, не знала, как и куда идти дальше. Со мной, вблизи, оставалась только Энже, появившаяся в моей жизни относительно недавно и абсолютно случайно. А я покосилась на нее, и в моей голове пронеслось — а вдруг она тоже умрет? А потом — не ищу ли я уже замену?

— Не думай об этом, — Энже сбросила пепел, проверила подушечкой пальцев окурок и сунула его в карман. — Ответ найдется позже, а сейчас нужно возвращаться.

Возвращаться, будто есть куда.

— Я не хочу, — я последовала ее примеру и не стала кидать фильтр от сигареты вниз, — для чего?

— А для чего тебе оставаться здесь?

Пару часов спустя, я уже разглядывала родной город из окна «Ласточки». Обычно поездки в этих сравнительно комфортных поездах сопровождались трепетом сердца и ожиданием скорой встречи: я и Арина до переезда раз в месяц ездили в Москву — она к своему парню Елисею, а я — к Энже. Но вечером 25 сентября 2022 года, глядя на искаженные из-за дождевых капель огни высоких зданий, я не ощущала радости. Хотелось, чтобы состав скорее тронулся, увез меня, сбежать и никогда больше не возвращаться в Нижний Новгород, где каждый закоулок напоминал об Арине.

Узнав дату похорон, Энже купила билеты буквально в день отправления, поэтому выбрать места не удалось — я сидела посередине, Энже у прохода, а напротив нас какой-то мужчина раскинул свои ноги, будто сидит в массажном кресле.

Люди вокруг разговаривали. Я редко нахожусь в общественном месте без наушников, поэтому слушать монотонный шелест голосов было непривычно. Впрочем, атмосфера подходила событию — я редко посещала похороны лучших друзей. И больше бывать на таких мероприятиях не планировала, пообещав сделать все, чтобы этого не случилось.

Как жить дальше? — только и крутилось у меня в голове, а от осознания, что через пять-шесть часов я вернусь домой одна, межреберные мышцы сводило, будто спазмом мое тело хотело меня задушить.

— Может, вам принести воды? — милая проводница в юбке-карандаш склонилась к нам.

Вместо меня ответила Энже. Краем глаза я заметила, что ее лицо тоже красное.

— Будьте добры, два латте. У вас есть сиропы кокос и лаванда?

Я продолжала смотреть в одну точку — поверх мужчины с длинными ногами. В рюкзаке, который я разместила под сиденьем, лежала книга, но за все поездку ее час так и не настал. Стратегическое значение этого сборника в том, чтобы отогнать лишние мысли, ненадолго пожить другой жизнью. А с 21 сентября я едва ли могла выбраться из ямы, которую не перекрывали ни музыка, ни чтение. Перед глазами стояло лицо Арины — до этого дня живое, а теперь усыпанное белыми тряпками и цветами.

— Акы, — Энже вложила мне в руку горячий стаканчик и мое недовольство немного меня отвлекло.

Любой кофе в “Ласточке” — это оскорбление напитков в целом. Водянистый кипяток темного цвета, разбавленный дешевыми порционными сливками. Даже растворимый, какой мы пили утром, днем и вечером на вкус был лучше. Что уж там, кофе в моем офисе, который я пила ради того, чтобы просто не уснуть, чей горький вкус не перебивался сахаром, нравился мне больше.

— Скоро приедем, — сообщила Энже, — ты… домой поедешь?

— Разве мне есть куда еще ехать?

— Я тут подумала, — она неловко отвела взгляд в сторону коридора, где был туалет, — хочешь переехать ко мне?

Горячий напиток обжег мне язык.

— Моя квартира находится немного дальше от Красногорска, но там буквально плюс 10 минут на МЦД. По поводу денег не волнуйся, живи… просто живи.

Она не впервые предлагает мне жить с ней. Когда мы впервые встретились еще в Нижнем Новгороде, я, узнав, что у нее есть квартира в Москве, выдала фразу более обескураживающую, чем это предложение:

— Богатая тетенька татарка, хотите я стану вашей содержанкой?

Когда мы прощались, она пообещала постелить мне в коридоре. Конечно, у богатой тетушки татарки, — она на 5 лет старше, — оказалась квартира не в самой Москве, а в подмосковном Нахабино. Впрочем,