улице под знаком “не курить” у меня полились слезы ручьем. Я быстро постаралась вытереть их рукавом, но чем больше я пыталась их убрать, тем больше они текли. Краем глаза я увидела худощавую фигуру Паши: он тоже вырвался покурить.

— Получил звездюлей?

— А как же без них.

На обеде, когда я добралась до купленного мной утром завтрака, у Кристины снова возникли тысяча и один вопрос по инвентаризации.

— А у меня тут плюсы вылезли, что делать?

Прежде, чем я успела прожевать, добродушно откликнулся Костя. Он, довольный собой, вскочил из-за своего стола и поспешил к девушке в беде.

— Нажимаешь “создать документ”, затем “оприходование”…

— Не распространяй свои идеи, — я чуть не упала, но удержала во рту вафлю.

Рабочий день в этом Аду действительно проходил быстро. Только пришла, а уже пять вечера и пора идти домой. С тяжелым сердцем я оставила Кристину на растерзание Марине, а мы, — я, Паша, Катя и Костя, — чуть ли не наперегонки выскочили за пластиковую дверь, чтобы следующие 15 часов не думать о работе.

Мы с Энже договорились встретиться в съемной квартире, чтобы скорее подготовить ее к сдаче хозяйке и больше не возвращаться. Из-за досрочного расторжения договора сгорал наш небольшой залог, но, оттягивай я неизбежное, то те же деньги ушли бы на оплату приемов у психиатра. Я приехала в квартиру первой.

Меня встретило лишь гудение холодильника. Я скинула обувь и куртку, бросила рюкзак в тот же угол, что и обычно. Застыв в коридоре с прикрытыми глазами, я постаралась представить, что нахожусь во временном промежутке в мае или июне. Будто я пришла с работы одна, а Арина пошла на очередное свидание с Елисеем. Чувство, что я просто предвкушаю вечер в тишине и одиночестве, вуалью коснулось кожи, после чего меня пронзила насквозь мысль, что теперь я обречена на тихие вечера. Но, нет же, Энже со мной, теперь мы вместе живем, но… вдруг она тоже умрет?

Свои вещи я собирала в чемодан, в то время, как Аринины оставались на своих местах. Ее бесчисленная косметика стояла на полке, а при взгляде на нее я даже ощущала легкий огуречный аромат тонера с экстрактом алоэ, яркие запахи одноразовых масок. У нас обеих кожа всегда была чистой, несмотря на то, что, будучи подростками, мы умывались обычным дегтярным мылом. Об этом прочитали где-то в интернете, что оно подсушивает и убирает жирный блеск. Сейчас понимаю, каким это было варварством. А тканевые маски мы впервые увидели в маленьком магазинчике-островке в торговом центре, нас привлекли яркие упаковки. Нам было 15 и 17 лет, когда все карманные деньги, рассчитанные на месяц, мы потратили на разные косметические средства, которыми пользовались неправильно. А потом несколько недель стреляли сигареты у прохожих или знакомых со школы. Зато наша общая косметичка пополнилась пленочным тинтом для губ, который оставлял после себя ужасное шелушение и зуд, а цвет забивался в трещенки. На грязные лица, которые в лучшем случае умывали водой, мы наносили эти маски и ожидали чуда.

В небольшом шкафу на полках как попало валялись наши вещи. Отличить ее от моих было просто: Арина носила одежду, подчеркивающую ее красивую фигуру, а я черные мешки, и каждая новая толстовка всегда была больше предыдущей. Так было практически всегда, за что меня попрекали учителя. Казалось бы, их цель в том, чтобы заинтересовывать учеников в своих предметах, но наших сельских педагогов беспокоило то, что “ни один мальчик не посмотрит на такую пацанку”. Почему они вообще решили, что я хотела, чтобы на меня смотрели мальчики?

На пол соскользнул светлый растянутый во все стороны, почти бесформенный топ, который я испортила собственными руками. Арина только купила его, а я как раз собирала светлую стирку. У меня из светлых вещей — трусы, носки и одна футболка, и только ради них запускать машинку было нецелесообразно. Мало того, что я выбрала самый не деликатный режим, так еще и повесила сушиться, как одежду не голубых кровей. И когда Арина увидела, что ее совершенно новый топ тянется обоими концами к полу, свисая с веревки, то строго настрого запретила мне стирать ее вещи.

Нельзя все это просто выбросить — так мне казалось. Я бессильно опустилась на кровать, которую уже застелила покрывалом. Все мои немногочисленные вещи уже были в чемодане, кроме посуды. На просторной кухне все осталось нетронутым: рассыпанные кофе и сахар по столешнице, на них стояли кружки разной степени свежести и развития в них новых форм жизни. Остальную посуду мы почти не использовали. В холодильнике уже испортился творожный йогурт, который Арина купила по акции 3+1. Молоко тоже прокисло. Не совладав с собой, я открыла наш чат в мессенджере.

“Была на этой неделе”

Ее не было только пять дней! Неделю назад я даже представить не могла, что жизнь оборвется вот так. И ее, и моя. Вчера я последний раз взглянула на ее лицо, которое будто ей и не принадлежало вовсе, и вызывало во мне только лютый ужас. Неделю назад я думала, что спокойно отношусь к смерти — в детском доме тоже регулярно у кого-то кто-то умирал, атмосфера зачастую была пропитана горем, бывали случаи, когда умирали воспитанники: чаще всего от врожденных заболеваний, из-за несчастных случаев, среди которых были и суицидальные инциденты. Я видела мертвецов, мы сбегались поглядеть в окна, когда выносили тело девочки из соседнего корпуса.

В дверь постучали.

— Что ты хочешь сделать с ее вещами?

— Я не знаю, — прошептала я. — Я правда не знаю, что мне делать.

Мы еще немного помолчали, а время шло.

— Думаю, единственный вариант все выбросить. Или я могу освободить кладовку, но зачем? Мне кажется, что хранить все будет слишком болезненно для тебя.

— Ты права, надо выбросить.

Черные мусорные пакет быстро наполнялись вещами. Мне представилось, как саму Арину вывозили из реанимации в таком же черном пакете, когда ее сердце остановилось и больше не завелось. Вся ее жизнь уместилась в три пакета, которые положено придавать огню. И тело Арины сожгли, разница лишь в том, что ее перед этим уложили в гроб, усыпанный цветами. Так много общего у человеческой жизни с мусором. Впрочем, воспитатели временами цедили сквозь зубы слова о том, что мы, — детдомовцы, — отходы человечества. Отходы отходов, если быть точнее.

Два черных пакета, оставшихся от Арины, мы оставили у мусорных баков, приоткрыв тот, что с