— Это был единственный шанс в твоей жизни! Ты не имел права выбирать! — эти слова Розмари повторяла потом постоянно.

Она бросила его восемь лет назад. За пять лет совместной жизни у них не появилось детей. Она говорила, что благодарна за его талант и за платья, которые он придумывал для нее, но недовольна его образом жизни и хочет посмотреть мир. Она ушла навсегда, унеся с собой два небольших чемодана. С тех пор он не получил от нее ни одной весточки, она даже не потрудилась отправить документы на развод. Последнее его изрядно удивляло.

Порыв прохладного весеннего ветра прервал воспоминания. Он снова с наслаждением впитывал бесконечные вариации запахов цветущей яблони. Клод был очень зависим от размеренности ритма повседневной жизни. С наблюдательностью ученого он изучал солнечные блики, играющие на стоящем в центре мастерской манекене, обтянутом белым грубым полотном, зная, что совсем скоро, точно в половине пятого, прозвучит звонок в лицее, расположенном напротив его дома, и раздастся гомон детских голосов, топот ног на истертых мраморных ступенях школьного здания.

После второго звонка он посмотрел на часы. Теперь в любой момент в его тихое жилище ворвутся племянники, начнут обнимать, требовать сладостей и кукольного представления. И он был прав, так как тотчас же услышал громкие крики у входной двери.

Четверо мальчишек беспорядочно втискивались в его маленькие комнаты, бросаясь одновременно подушками, так как решили поиграть в регби в домашних условиях, зачем-то стали переставлять стрелки дедушкиных настольных часов, поедать шоколадные эклеры и вращать манекен, из которого моментально посыпались булавки. Старшие мальчики, Анри и Жан-Юг, были уже слишком взрослыми для представления с самодельными куклами, которое показывал их дядя Рено, но и они внимательно следили за сюжетом, пока не наступало время идти домой и выполнять домашние задания. Тогда все четверо распахивали старую дубовую дверь и покидали дом.

Клод вернул кукол на обитую шелком полочку на двери в кладовке, заварил чашку кофе и натянул на себя пояс с портновскими принадлежностями. Это было ежедневной прелюдией к вечерней работе, к тому времени, когда он был наиболее продуктивен. После утренней суматохи с заседаниями, встречами и телефонными переговорами манекен притягивал его, как магнит. Он взял наперсток, на рабочем поясе прикрепил бледно-зеленую подушечку для булавок и потрепанный желтый сантиметр. Он прикреплял и откреплял булавки с темно-голубого вельвета, каждый раз поворачивая манекен. В голубоватом свете сгущавшихся сумерек он оценивал эффект своих действий и продолжал вращать манекен.

Педант шумно отряхнулся и издал пронзительный крик. Клод разгладил складки и стал тщательно осматривать свое творение. Когда дедушкины часы пробили девять, он решил, что его работа на сегодня завершена. Он обернулся и увидел в висящем на противоположной стене зеркале собственное отражение: какой же у него длинный нос — как у мамы, напряженные темные глаза — как у папы, широкие скулы — в кого бы это? Некрупные, слегка пухловатые губы, как у сестры Жюльетт. Он потрогал челку, волосы уже начали редеть, впрочем, нет, все-таки они еще достаточно густые.

Он снова посмотрел на манекен, дотронулся до ткани. Его охватила необъяснимая нежность. Педант резко повернулся, расправил крылья и спрятал клюв в перья. Клод замер, наслаждаясь красотой материи в этот торжественный момент наступления вечера. Затем, выключив верхний свет, он пошел на кухню, чтобы съесть на ужин несколько печеных картофелин.

Кто бы мог поверить, что за два года до наступления нового тысячелетия, когда Интернет уже произвел революцию в умах людей, работы портного по выкройкам прошлого века будут вызывать восторг пользующихся сотовыми телефонами парижанок из высшего общества? Они создавали толпу, неожиданно нагрянув, назначали встречу за встречей — и все это в трехкомнатной квартире, она же мастерская, в маленьком городке на узкой улочке Дю Шатель.

Клод посмотрел на часы — 10.04 утра. Раздался звонок в дверь. Еще один. Прежде чем он подошел к двери, она уже открылась.

— Добрый день, мадам Жилотт.

— Я всю ночь думала о платье! — не отвечая на приветствие, сказала она взволнованным голосом и бросила свой оранжевый клетчатый плащ на ближайшее к ней кресло. — Я хочу персиковый цвет. Что вы об этом думаете? Длинный глубокий вырез на спине. Это для вечеринки, которую я устраиваю в мае, — весенняя вечеринка в саду. О, вам могут позвонить некоторые из моих друзей, потому что, вы понимаете, вечеринка имеет свою тематику — весенние фрукты. Поэтому я подумала о персиках… хорошо, кто знает, когда они созревают, но кто заботится о деталях? Да, Клод, прекрасное длинное шелковое платье персикового цвета. Остальное придумайте сами.

Дама была слегка полновата, все пальцы в золотых украшениях, черные ресницы и розовые губы, сладкие духи (может быть, лаванда), такой насыщенный аромат. Мадам Жилотт превратила мастерскую в спартанском стиле в женский салон. Клоду нравилось ее неистощимое добродушие и такое нагромождение глупостей. Она была известна как хозяйка известного парижского салона и любила фотографироваться. В комнате даже стало светлее от ее улыбки.

— Вам очень пойдет персиковое платье, — ответил Клод, рассматривая ее волосы миндального цвета и кожу кремового оттенка. Лишь морщинки в уголках глаз выдавали ее возраст, но характер у нее был как у двадцатилетней девушки. — Пожалуйста, встаньте здесь. — Клод указал на деревянный подиум. — Вы очень удачно выбрали время, — продолжил он, распределяя материал и закалывая его булавками. — Как раз вчера я обнаружил шелк персикового цвета в магазине месье Фароша. Я хотел купить восемь рулонов, но такого количества не оказалось. Почему бы нам не добавить более темной тафты на рукавах? Я вижу, как ваши волосы рассыпаются по плечам, а лента оттенка персикового плода обнимает шею.

— Можно ли все сделать за две недели? — спросила она. — Могу ли я уже уехать? При таком интенсивном движении мне понадобится полтора часа, чтобы добраться до Парижа, а у меня назначен ленч на двенадцать тридцать в самом центре города. Почему вы не хотите компьютеризировать ваш бизнес? У меня есть прекрасный специалист, который каждую неделю дает уроки моему мальчику Жану. Возможно…

— Но сможет ли компьютер подобрать нужные вам цвета?

— Да-да, вам нужны точные цвета. — Она вынула золотой футлярчик губной помады и, прикрыв глаза, подкрасила губы, сделав их цвет еще более насыщенным. — Да, в этом-то и дело. Вы создадите меня вручную. Я полагаю, не всю меня! О, вы ретроград из ретроградов, Клод. Вы неизбежны, как божья кара. И вам нужно лишь несколько примерок, не то что другим. Я надеюсь, что вы сохраните для меня ваши лучшие идеи. — Слова лились бесконечным потоком.

— Для вас так легко создавать, мадам.

— Называйте меня Мадлен! Почему вы продолжаете общаться со мной, как с мадам? Вы так разговариваете со всеми клиентками? Кстати, а где ваш попугай? (Педанта забрал Дидье, младший племянник, на праздник в школе.) Какое облегчение, что эти маленькие птичьи глазки не смотрят на меня. Я всегда удивлялась, какую часть моей болтовни он запоминает. Вы поступили абсолютно правильно, это точно. Пожалуйста, отсылайте подальше птицу, когда я бываю у вас. Впрочем, как долго я должна еще стоять, а вы будете прикалывать булавки? Неужели вы не знаете моих размеров? Я понимаю, вам нужно меня вновь измерить. Хорошо, я немного прибавила в весе, но персики, вы понимаете, они круглые.