— Чего читаем? — перегнулся к нему Гэрри.

Норт с улыбкой наблюдал, как тот схватил книгу мокрыми руками.

— Блин! — буркнул Гэрри, переворачивая страницы. Годдард «Метод подъема на экстремальную высоту». Издание 1919 года. — Не читал, — сообщил он, оглядываясь на бассейн. — Это ты на борту почитывал небось?

— Ну да, легкое чтиво в дорогу, — кивнул Норт, отшучиваясь.

Но Атлас книгой не заинтересовался. Он наклонился поближе и, почти не размыкая губ, прошептал:

— Слушай, если тут соскучишься, перебирайся к нам. У нас свободный шезлонг есть. С бабами познакомишься. Их тут целых три.

Седобородый доктор Норт устало улыбнулся.

— Ну ладно, вру, — поправился Гэрри, прижав руку к сердцу и глядя вверх, на небо. — Всего лишь две с половиной. И все — те еще стервы. Ну да какого черта?

Если наклониться вперед, уши и шея наливаются краской. А на лбу проступают извивы кишечника. Глядя на молодое адамово яблочко, на шею породистого скакуна, Норт видел лишь потрясающе ровный загар, оттенок которого никак не зависел от кровяного давления: воплощение солнечной энергии, солярного мифа. На тыльной стороне руки бурно ветвились вены — так же, как и на шее. В дыхании ощущался привкус табака (сигареты без фильтра).

— Ты местное пойло уже попробовал?

Но не успел Норт ответить («Нет»), как Атлас внезапно вскочил на ноги.

— Прыгай! — завопил он. — Ну же!

Ухмыляясь до ушей и энергично кивая, он изобразил, будто хищно подкрадывается к девушке на трамплине.

— Извиняй, — бросил он Норту. Сел, покачал головой. — Вот вам пожалуйста. Пикантная штучка! — Девушка уселась на край трамплина, развернувшись к ним спиной. — Видал, как у нее сиська из лифа вываливается?

— Нет, — отозвался Норт.

И тут же пожалел о сказанном. Тема его не занимала.

— Одна только, не обе сразу, — объяснил Атлас. — У нее топ съехал на сторону. Фью-у! У меня просто глаза на лоб вылезли. Кле-о-во! Звать ее Сашей. Саша кто-то-там. При ней тут подруга — актриса, извольте любить и жаловать! А я-то думал, это мамаша!

Теперь воду рассекал только один, последний пловец. Не сразу удалось рассмотреть, кто это: Хофманн, Кеннет Хофманн, только без очков. Да еще австралийский кроль изменил его до неузнаваемости. При этом стиле рот на вдохе регулярно подергивается в сторону, так что пловец изрядно смахивает на сержанта, что окликает марширующих позади бойцов. Его жена, точно под наркозом, по-прежнему лежала лицом к солнцу, растянув губы чуть в сторону (под стать плавающему супругу).

Появился, шаркая ногами и опираясь на жену, Кэддок. Тут и там разговоры оборвались на полуслове; кое-кто понизил голос. Свободную руку он слегка вытянул вперед; на черном костюме осела пыль. Эти двое побывали снаружи. Проходя мимо, миссис Кэддок чуть поклонилась Норту и улыбнулась — ну и мощные же зубки! Костюм Кэддока был застегнут наглухо, одна рука «ковшиком» прикрывала фотокамеру. Рядом с прозрачным голубым бассейном он смотрелся абсолютно неуместно.

Опять бэмс-бац!.. Гэрри Атлас продемонстрировал миру, как надо нырять. Большинство подняли глаза, чисто рефлекторно. И уж разумеется, он приковал к себе все взгляды, пробыв под водой непомерно долго, и наконец выпрямился, пошатываясь, на мелководье, отдышался, отфыркался, шумно высморкался.

В разгар пресловутых событий Шейла Стэндиш успела надеть кофту и надписать одну-единственную открытку. Дуг рявкнул: «Хэлло!» — и коротко откомментировал климат, обменный курс, с которым уже познакомился в отеле, и свой прошлогодний отпуск — когда он объехал всю Тасманию в передвижном доме на колесах. С нынешним путешествием (Дуг называл его «Большим выездом»), разумеется, тот тур и в сравнение не шел.

Что такое? Луиза Хофманн села прямо, опершись на локти. Все прочие глаза тоже обратились к стеклянной двери.

Незнакомец в ярко-синем костюме, с серебристым микрофоном в руке, переступил порог, громко выкрикивая распоряжения через плечо на языке, понятном только Филипу Норту. И вдруг резко затормозил.

— Merde! Allons![1]

Провод от микрофона, хоть и тоненький, застрял под дверью. Кто-то из официантов — теперь все они толпились в проходе — метнулся вперед и высвободил провод. Следом четверо юнцов, каждый — с аккуратненькими черными усиками, внесли по частям оборудование, в том числе и тяжелое. Один тащил на плече телекамеру и волочил за собою кабели. Рыжая девица в шелковой юбочке и явно не обремененная лифчиком, держала в руках планшет-блокнот. Гэрри Атлас собрался было блеснуть очередным прыжком с трамплина, но передумал.

Впервые Хофманн пробормотал что-то на ухо жене. Оба сели прямо, не сводя глаз с двери.

Рыжеволосая девица держалась заносчиво. Повернулась спиной к присутствующим, в то время как мужчина в синем костюме прошествовал к краю бассейна. От всех глаз не укрылось, как неестественно безупречен его розовый цвет лица, как красиво зачесаны волосы. Съемочная группа потащилась за ним. У хромированной лесенки он остановился спиной к кинокамере, несколько раз провел языком по зубам, надел подсвеченные розовым очки. О-ля-ля! Кинокамера подмигнула красным огоньком.

— Раймон Кантерель. Antenne Deux, en extérieur,[2]— проговорил он настойчиво, едва ли не встревоженно.

Его пространная трепотня нарастала и опадала среди столов и шезлонгов — сентенцией без конца и начата. Пунктуация состояла главным образом из визуальных эффектов: ритмичного пожимания плечами вперемежку с пониканием головы и удивленным вскидыванием глаз, — так уличный музыкант одновременно играет на барабанах, тарелках, колокольчиках и губной гармонике. Ведущий демонстрировал широкий спектр отработанных движений бровями и хмурых взглядов, а руки между тем выписывали в воздухе размашистые арабески и цифры. Изредка удавалось разобрать и слова: «Economie… Брииетанская империя… capitalisme… cuisine… Mélancolie… éléphants… le благородный sauvage…»[3]

Одним ловким движением Кантерель внезапно предстал перед ближайшим гнездом шезлонгов.

— Про-сти-те, — улыбнулся он. — Каковы ваши impressions d'Afrique?[4]

Бедняжка Шейла! Она словно в камень обратилась. Ее серые глаза, и без того огромные, расширились еще больше при взгляде на микрофон.

— Прошу прощения? — проговорил Дуг Каткарт, выступая вперед. Проговорил чуть повышенным тоном.

Жена его, впрочем, все прекрасно поняла.

— Мы только что приехали, — решительно сообщила она им — или, скорее, кинокамере справа от оператора. И пару раз поддернула юбочку купальника.