Однако как ни была она расстроена перспективой вновь оказаться в обществе Роджера Элстона, все-таки не могла обескуражить его резкими словами в присутствии своих высокородных друзей. Ее мать терпеть не могла грубости любого рода, даже обращенной против того, кто так часто навязывал свое присутствие посторонним.

Вынужденная отклонить знаки внимания своего настойчивого поклонника, Адриана с деланно веселым смехом отошла от Гаррисона, в последний момент сумев увернуться от протянутой руки Роджера, и почти пробежала несколько оставшихся пролетов галереи. Бедняжка так расстроилась, что почти не замечала верных псов, тут же пустившихся следом. Только когда какой-то деревянный предмет покатился по полу, она невольно задалась вопросом, что же они повалили. Хорошо еще, что ничего не разбили!

Неожиданно Адриана остановилась, едва не споткнувшись о препятствие, оказавшееся на ее пути. Девушка испуганно отшатнулась и чуть не упала, решив, что перед ней, должно быть, выросло дерево. В этот момент она была так ошеломлена, что, кажется, могла поверить всему на свете.

Но тут «дерево» протянуло длинную ветвь, железной хваткой обвившуюся вокруг ее талии. И прежде чем девушка успела что-то сообразить, ее прижало к мускулистому телу, явно не древесного происхождения. Как-то в спешке она налетела на здешнюю кухарку, особу дородную и пухлую. Ощущение было такое, словно Адриана утонула в мягкой перине. Поэтому сейчас можно было с уверенностью сказать, что на этот раз судьба определенно столкнула ее не с женщиной.

Леди Адриана Элинн Саттон выросла в фамильном поместье, отстоявшем от Рэндвулф-Мэнора не более чем на сотню фарлонгов[1]. Будучи самой младшей в семье, она с детства дружила с Самантой Уиндем. И несмотря на то что была любимицей отца, доставляла матери и сестрам немало неприятностей. Мало того что она была точной копией родителя, такой же высокой, черноглазой и жгучей брюнеткой, так еще и характером пошла в него.

Мать девочки, леди Кристина, могла по праву считаться прекрасно воспитанной дамой и сумела воспитать двух старших дочерей, Жаклин и Мэлору, по своему образу и подобию. Обе они были истинными образцами девической скромности и привлекательности. Жаклин уже вышла замуж, успела родить двоих детей и сейчас жила неподалеку от Лондона. Вторая дочь, Мэлора, готовилась к свадьбе. Адриана же была слеплена из другого теста: недаром родственники полагали, что она чересчур напоминает тетку с отцовской стороны.

Редко вспоминая о брачном контракте и помолвке, Адриана считала себя свободной и не торопила события. Мало того, не слишком старалась казаться высокомерной и холодной и, по мнению матери, иногда вела себя как настоящая мятежница. Вместо того чтобы приветствовать гостей в нарядных туалетах, она появлялась в амазонке, извинялась с очаровательной улыбкой и, не дожидаясь ответа, грациозно выпархивала из двери.

Спору нет, среди друзей и соседей она считалась непревзойденной наездницей, особенно когда садилась на горячего андалузского жеребца, купленного отцом в Испании специально для дочери. Но для того чтобы достичь таких высот, она неустанно тренировалась целыми днями, от чего предпочли уклониться ее сестры, особенно после того, как обнаружили, что дамское седло не так уж безопасно. Первое же падение заставило их обратиться к занятиям, более подобающим воспитанным леди.

Мать Адрианы частенько сетовала на поведение дочери, приличествующее скорее озорнику мальчишке. Ей было мало часами носиться на Улиссе! Девочка увлеченно занималась стрельбой из лука и пистолета, достигла больших успехов под руководством любящего отца и время от времени привозила к обеду тушу оленя, чтобы внести некоторое разнообразие в блюда, подаваемые за семейным столом, или относила мясо беднякам, и чаще всего семейной паре, усыновившей с дюжину сирот. Однако больше всего отец гордился ее успехами в учебе. По мнению достойных наставников, Адриана Саттон была наделена умом, которому могли бы позавидовать многие ученые джентльмены.

Но несмотря на все это, отсутствие чисто женских талантов вызывало нескрываемое неодобрение ее элегантных зеленоглазых, светловолосых сестер. Девушка совершенно не умела шить или вышивать, ненавидела игру на клавикордах и пение, в чем преуспели Жаклин и Мэлора. Кроме того, она была очень осторожна в выборе подруг, поскольку терпеть не могла сплетниц, вечно говоривших гадости о приятельницах, имевших несчастье быть более привлекательными, чем они сами. Но им казалось совершенно недопустимым, что у сестры больше друзей мужского пола, чем женского. Что подумают люди?

Однако, как ни странно, покойный маркиз Рэндвулф, его семья и преданные слуги, наблюдавшие, как из девчонки-озорницы она превращается в прелестную девушку, искренне любили Адриану.

Теперь, пойманная неизвестным, она мгновенно ощетинилась. К сожалению, в какой-то момент девушка не смогла отличить реальность от иллюзий. То могучее препятствие, которое удерживало ее на месте, вполне могло оказаться громадным дубом. И черная юбка ее амазонки, и короткий двубортный спенсер из темно-зеленого бархата, выгодно оттененный кремовым жабо, казались весьма слабой защитой от проникающего сквозь ткань жара, и девушка невольно поморщилась от боли, вызванной безжалостной хваткой.

Поэтому она принялась отчаянно вырываться. К ее облегчению, мужчина немедленно разжал руки. Увы, в своих попытках поскорее убежать она наступила на что-то похожее на палку, снова поскользнулась и бессознательно схватилась за первое, чего коснулись пальцы: пояс хорошо сшитого красного мундира. Но нога все равно подвернулась, и девушка, потеряв равновесие, сильно ударилась бедром о мужские чресла. Ее жертва охнула от боли, но позору суждено было длиться еще несколько минут. Юбки задрались до самых коленей, левая нога скользнула по внешней стороне мускулистой ноги.

Адриана немедленно постаралась вернуть себе былое достоинство и поскорее отскочить, скрывая то обстоятельство, что некие интимные части ее тела совершенно непристойно прикасались к мужскому бедру. Вряд ли она сможет так легко посмеяться над собственной неуклюжестью! Можно только представить, что стало с беднягой, который до сих пор никак не опомнится.

– Простите… – начала она, краснея и опасаясь, что ее панталоны безнадежно помяты. – Я не хотела…

– Ничего страшного, – выдавил офицер, стискивая зубы в тщетной попытке взять себя в руки. Но все же обнял ее за талию, легко поднял и поставил на пол между блестящими черными сапогами. По-прежнему стараясь облегчить мучения, вызванные чрезмерной близостью девушки, он прикрыл глаза и чуть наклонил голову. Адриана уловила слабый аромат его одеколона, смешанный с едва ощутимыми запахами мыла и дорогой шерсти его мундира. У нее снова закружилась голова, только на этот раз ощущения были приятными и пьянили куда сильнее, чем бокал портвейна теплым вечером. Ничего подобного она еще не испытывала. Однако все же постаралась не отвлекаться и понять, что творится вокруг.

Болезненная гримаса на лице незнакомца исказила точеные черты. Бормоча извинения, он опустил руку, утонувшую в складках ее юбки.