Подруги зачарованно слушали, боясь проронить слово, настолько потрясенные странным способом излечения, что почти не слышали дальнейшей речи. Обе брезгливо морщились. Саманта даже прикрыла дрожащей рукой рот, боясь, что ее сейчас вырвет. Наконец она перевела глаза на трость и нерешительно спросила:

– Но… ты уже совсем выздоровел?

– Да, только немного хромаю, поэтому и вынужден ходить с тростью. Но со временем это скорее всего пройдет. А если что-то и останется, тоже не беда.

Саманта зажмурилась, стараясь удержать слезы, но, почувствовав, как его рука легла ей на плечи, жалобно пискнула:

– Я буду благодарить Господа милосердного за твое благополучное возвращение! Наши молитвы услышаны!

Брат осторожно погладил ее по спине.

– Я уверен, что стою здесь, живой и относительно невредимый, только благодаря тебе и нашей драгоценной матушке. Вы были моими заступницами перед Спасителем, и я должен поблагодарить вас от всего сердца, ибо приходилось не раз смотреть в лицо смерти.

Адриана невольно вспомнила о собственных молитвах, произносимых в тиши спальни. Иногда она часами лежала без сна, не в силах вынести мысли о Колтоне, лежащем на поле боя, раненом, а может, и убитым. Он был единственным сыном у родителей, которых Адриана любила, почти так же сильно, как своих, и героем ее девических фантазий. Как могла она не помолиться за его благополучие?

Саманта, не в силах вынести неопределенности, с надеждой всмотрелась в лицо брата.

– Означает ли твое присутствие, что ты наконец решил вступить в права наследства?

Колтон спокойно смотрел в ее влажные глаза.

– Как всякий, кому по праву принадлежит титул, я не исполнил бы своего долга перед семьей, допустив, чтобы он перешел к нашему кузену Латаму.

Саманта не знала, то ли лить благодарные слезы, то ли смеяться от радости, и в конце концов поддалась обеим эмоциям. Последний визит Латама поссорил ее с кузеном. Он явился под предлогом необходимости присутствия на похоронах дяди, но вошел в дом с напыщенным видом хозяина, приехавшего осмотреть вновь приобретенное владение. Мало того, он даже не отдал последний долг мертвецу, прежде чем потребовать, чтобы Гаррисон провел его по всем комнатам, и страшно обозлился, когда преданный слуга спросил на это разрешения у леди Уиндем. Он вел себя так нагло, что Саманта почти ожидала приказа немедленно принести фамильные драгоценности. Несмотря на все усилия сдержаться, она не выдержала и отбрила Латама, когда тот поинтересовался, куда намеревается переехать ее мать, холодно сообщив, что леди Филана останется в Рэндвулф-Мэноре, как мать наследника.

– Латам будет разочарован, – пробормотала она с ослепительной улыбкой. – По-видимому, он посчитал, что ты погиб при Ватерлоо. Если бы не уверения твоих подчиненных в обратном, мы с мамой были бы безутешны. Но все офицеры давно вернулись домой, и мы начали бояться, что ты откажешься выйти в отставку и принять титул. Но теперь ты дома, и все будет хорошо! Знай я, что ты сегодня приедешь, вместе заехали бы за Адрианой и нашими гостями и устроили бы пикник.

Но Колтон усмехнулся и покачал головой.

– Боюсь, путешествие в экипаже сильно меня утомило. Да и нога побаливает. А пока вас не было, я улучил несколько минут для разговора с матушкой. Потом она захотела отдохнуть, а я решил побродить по дому, возобновить знакомство со старыми слугами, поиграть с Лео и Арисом. И в этот момент приехали вы.

Саманта лукаво улыбнулась.

– Ты уезжал почти ребенком, а вернулся мужчиной…

– И нашел тебя взрослой женщиной, – с усмешкой возразил Колтон. – Тогда тебе было всего восемь лет! Матушка сообщила о твоей свадьбе в длинном письме, и, должен признаться, я был потрясен. До сих пор не до конца поверил собственным глазам! Младшая сестричка выросла и вышла замуж!

– Наверное, по-прежнему представляешь меня худенькой малышкой, которая повсюду следовала за тобой, дорогой братец. Но теперь мне двадцать четыре, значит, ты по сравнению со мной положительно дряхлый старец!

Колтон притворно насупился, но Саманта ловко ускользнула и приложила ладонь к уху.

– Да-да, я почти слышу, как скрипят твои кости!

Брат разразился смехом.

– Увы, сестрица, это не столько от возраста, сколько благодаря тяготам войны. Если еще не успела заметить, я прекрасно сохранился.

Полностью согласная с братом, Саманта, однако, скептически закатила глаза.

– Ну кто такому поверит?

Колтон предупреждающе вытянул руку и встал в картинную позу, не скрывая, впрочем, веселости.

– Довольно нести чушь, плутовка! Прикажешь ждать еще час, чтобы познакомиться с гостями?

И, не дожидаясь ответа, повернулся и направился к темноволосой красавице, которую имел удовольствие увидеть всего несколько минут назад. Как давно он не ощущал мягкость женской груди, прижимающейся к его собственной! А стройная ножка, скользнувшая по его бедру! Ее прикосновения пробудили в нем безумную страсть, остававшуюся неудовлетворенной вот уже не один месяц. И хотя можно было с уверенностью сказать, что дочь Джайлза Саттона была невинной девушкой и скорее всего не сознававшей своего воздействия на него, отныне ее образ был навеки запечатлен в его душе.

Много лет назад Колтон не поверил предсказанию отца, утверждавшего, что в один прекрасный день он будет искать общества леди Адрианы. Разве мог он предполагать за годы отсутствия, что при первой встрече он будет потрясен необычайной прелестью той, кого так упрямо отвергал? Куда девалась тощая девчонка с огромными темными глазами, которая вместе с Самантой не отходила от него, когда приезжала вместе с родителями?

И вот теперь ничем не примечательная крошка превратилась в редкостную драгоценность. Тонкий прямой носик, изящно очерченные скулы и идеально вылепленные черты овального личика сами по себе могли покорить сердце любого мужчины, но большие, чуть раскосые, обрамленные шелковистыми ресницами глаза под грациозно изогнутыми бровями напоминали о маленькой озорнице, какой она была когда-то. Впрочем, и его воспоминания были мимолетны, как ветер, шуршавший в ветвях деревьев.

В детстве Адриана была высокой и худой. Даже сейчас она была на полголовы выше Саманты и, хотя сохранила стройность, приобрела женственные изгибы, к которым так и тянулась мужская рука. Из-под залихватски сидевшей шляпы выбивалось несколько прядок. Белоснежная шея, оттененная жабо, тоже могла оказаться лакомым кусочком, который, вероятно, будут долго смаковать его губы. Впрочем, как и украшенные жемчужинами ушки. А искусительное благоухание, исходившее от нее, легкой змейкой проникало в самое его существо. Румянец на щечках стал гуще, указывая на то, что леди смущена.

Сердце Колтона защемило при воспоминании о резком разговоре с отцом, который закончился его уходом из дома. Как он мог не разглядеть в Адриане Саттон ту ослепительную красавицу, какой она стала теперь! На свете редко встречается подобное совершенство!