Он бы голову дал на отсечение, что она не могла никуда уехать, потому что в ее квартире каждый вечер исправно зажигался свет. То в кухне, то в маленькой комнате, служившей спальней. В гостиной свет не горел никогда, но там по вечерам давал синеватый отсвет экран работающего телевизора, так что он был уверен – хозяйка дома. Вот только на работу она отчего-то не ходила и даже за продуктами не вышла ни разу. Болеет, что ли?

Странно было и то, что к ней тоже никто не приходил, хотя до этого он не замечал, чтобы она была особенной затворницей. К ней периодически захаживали то подруги, то какие-то коллеги. Только женщины, правда. Мужчин не было ни одного, но это ему было только на руку.

Он снова мельком посмотрел в зеркало и, подойдя к окну, выглянул за занавеску. Ужасный стылый январь, такой холодный, что он был уверен, что отдаст здесь богу душу, замерзнет навсегда в этом диком медвежьем углу, сменился унылым, бесконечным, но все-таки дающим надежду выжить февралем. Если бы такая погода была дома, то спать приходилось бы в пальто, а здесь, ничего, в квартирах хорошо топили, поэтому было тепло.

Местные коллеги на работе обсуждали огромные счета за отопление, которые они были вынуждены оплачивать, но он только посмеивался про себя. Знали бы они, что такое счета за отопление…

Он еще раз оглядел белеющий внизу прямоугольник двора, покрытый черными отпечатками протекторов машин, тщетно ищущих свободное местечко для парковки, и, нехотя, начал одеваться, собираясь на свою ежевечернюю вахту. Конечно, шансов, что она сегодня выйдет, никаких, но любое дело нужно делать хорошо и ответственно, не полагаясь на случай и не давая себе поблажек. Только так можно достичь цели. Он тщательно застегнулся, чтобы победа мороза не была совсем уж легкой, щелкнул выключателем и шагнул за порог.

* * *

После бурных рыданий пришлось идти умываться. Маша с отвращением рассматривала в зеркале свою опухшую физиономию, растравляя и без того кровоточащие душевные раны.

«Твое проклятие кроется в фамилии, – мрачно думала она. – Ты – Листопад. По-английски это звучит «fall of the leaf», и второе значение этой фразы переводится как закат жизни, осень… Вот у тебя и наступил закат жизни, причем такое чувство, что чуть ли не с рождения и наступил…»

Впрочем, Маша прекрасно знала, что слегка кривит душой. Детство ее было вполне счастливым и юность тоже, по крайней мере, до тех пор, пока была жива бабушка. Бабушка Машу обожала. Она даже старалась особо не расстраиваться из-за того, что ее ветреная дочь, Машина мама, порхает по жизни, меняя мужей и любовников, поскольку это позволяло ей самой отвечать за Машу – заплетать ей косички, варить сладкую-сладкую манную кашу, обязательно с крыжовенным вареньем, покупать новые куклы, шить красивые платьица, объяснять содержание сложных книг и приучать любить классику, русскую и английскую.

Маша была бабушкиным солнышком, а бабушка – Машиной вселенной. И им всегда было очень хорошо вдвоем. В их тесном мирке не оставалось места для каких-то там мальчиков. Туда допускалась только верная Лиля, с которой Маша познакомилась и подружилась, гуляя в общем дворе. Лилю они с бабушкой считали за свою, а больше им был никто не нужен.

Потом, когда Маша уже выросла, закончила школу, поступила на филфак педагогического университета и, по логике, должна была бы все-таки начать интересоваться молодыми людьми, бабушка уже сильно болела, и ее нельзя было оставлять одну вечерами. С возрастом бабушка стала маленькой и хрупкой, растеряв свою былую стать и дородность, словно усохла, и Маша с болью смотрела на нее, понимая, что это «уходящая натура», которой совсем скоро не станет.

Она ни за что не променяла бы минуты общения с бабушкой на каких-то там ненужных, заранее скучных и слегка потертых молодых людей, так разительно непохожих на книжного князя Андрея, их любимого с бабушкой персонажа. Других на филфаке не предлагали, а больше Маша никуда не ходила.

Институт был позади, Маша устроилась на работу сначала в школу, которая занимала все ее время и мысли без остатка, а потом в открытую Валерией Сергеевной Лавровой фирму по организации праздников. Себя Маша веселым человеком не считала, но сценарии этих самых праздников у нее отчего-то получались легкими, искристыми, как шампанское, радостными и красочными, как радуга на голубом небе.

Бабушка умерла, мама в очередной раз развелась и, не найдя нового мужа, готового обеспечивать ее жизненные потребности, взвалила это бремя на Машу, а та и не думала сопротивляться. После смерти бабушки ей отчаянно нужно было о ком-то заботиться, чем мама и воспользовалась. Так и жили, пока Маша не посмотрела сериал «Молодой папа» и не поняла, что у нее случился закат жизни.

Точную формулировку того, что ее мучает, она услышала в другом знаменитом фильме все того же удивительного итальянского режиссера Паоло Соррентино. Фильм назывался «Великая красота» и принес Соррентино «Оскара», а фраза звучала так: «Август уже закончился, сентябрь еще не наступил, а я такой заурядный». Вот именно так Маша себя и ощущала – заурядностью, оказавшейся в безвременье между летом и осенью – то есть в ту самую пору листопада.

Умывшись, она снова понуро улеглась на кровать, пытаясь заставить себя сделать хоть что-то осмысленное. Повертела в руках телефон, залезла в социальную сеть, без малейшего интереса пробежалась по новостной ленте, в которой дурачились, пили вино, хвастались детьми, делали селфи и обсуждали политику ее «френды». Именно френды, потому что друзей у Маши не было, кроме Лили и Лавры, конечно.

Следить за всей этой суетой Маше было скучно, как будто за две недели она разом состарилась лет на двадцать и теперь наблюдала за френдами, как за неразумными детьми. «В какой стране мира вам суждено жить», – спросил у нее попавшийся на глаза дурацкий тест, один из множества дурацких тестов, которые она никогда не открывала, потому что девушкой была разумной, но сейчас, не думая, открыла.

«Результат подсчитывается», – сообщило ей появившееся окошко, и Маша некоторое время бездумно смотрела на вертящееся в нем колесико, а потом моргнула и неожиданно вздрогнула, осознав высветившийся результат. «Вам суждено жить в Англии», – было написано на экране ее смартфона.

«Что это, подсказка судьбы или тонкое издевательство? – судорожно думала Маша, не отрывая глаз от украшавшего неожиданный вывод английского флага. – А вдруг у меня и вправду все получится? Я выучу английский язык, уеду в Лондон, найду работу и, чем черт не шутит, познакомлюсь с Джудом Лоу… Ведь сказки иногда случаются. Бабушка всегда говорила, что нужно верить в сказку, иначе скучно жить. Так почему же я так уверена, что она не может произойти со мной?»

Внезапно она почувствовала, что проголодалась. За последние недели она так привыкла к тому, что не может есть, что даже удивилась накрывшему ее чувству голода. В холодильнике был обнаружен засохший кусочек сыра и одно яйцо, в хлебнице – покрытый плесенью огрызок зачерствевшего батона, а на подоконнике – сиротливая банка с тушенкой. Маша задумчиво осмотрела все это богатство и приняла неожиданное решение совершить вылазку в магазин.