– У нее тут произошел неприятный инцидент с упаковкой сока, – пояснила Дот родителям происхождение пятна. – Папа! Передаю ее тебе из рук в руки.

– Ну и ну! Диана! Сок надо пить, а не поливать себя им! Ты что, забыла, малышка, как это делается? Или нам снова надо поить тебя из бутылочки?

– Не надо! – улыбнулась во весь рот девчушка. – Мне уже пять. И я уже взрослая!

Рег взглянул на жену и старшую дочь. Обе торопливо напяливали на себя плащи, обматывали шеи шарфами.

– Значит, убегаете, да? Обе? А меня бросаете один на один с этим чудом, да?

– Ничего не поделаешь! Придется тебе смириться! – улыбнулась Джоан и ласково потрепала мужа по щеке.

– Но разве это не женская обязанность – возиться с маленькими детьми? И к тому же я так и не услышал ответ на свой вопрос. Так что у нас там к чаю?

– Пока не знаю, дорогой. Что останется у них после ужина. Может, салат. А может, кусок холодного мяса. Потерпи! Потом узнаешь!

– Вот именно! Потерпи! – воскликнула Дот, вставив словечко исключительно для того, чтобы поддержать шутливую беседу, и тут же получила отпор.

– А ты не лезь, когда взрослые разговаривают! Между прочим, Дот! Кудряшки-то как были на твоей голове, так и остались!

И что тут возразить в ответ? Остается лишь показать отцу язык, что Дот и проделала с величайшим удовольствием.

– Подожди-подожди! Выйдешь сейчас на улицу, – засмеялся тот, – ветер у тебя такой бурелом сотворит на голове, что никакая расческа не поможет!

– Хорошо-хорошо! Ты лучше на свою голову взгляни! – нашлась Дот и самодовольно улыбнулась. Как бы то ни было, а на сей раз последнее слово осталось за нею.

Острые каблучки матери и дочери звонко застучали по улице микрорайона Лаймхаус.

– Ты что, работаешь сегодня, Джоан?

Их соседка миссис Харрисон стояла на крыльце своего дома, навалившись всем телом на парадную дверь. Сделала глубокую затяжку – ее любимые сигареты «Джон-Плейер-Спешил» – и выдохнула клубы дыма вверх, окутав ими две желтые пряди, накрученные на бигуди под голубой маскировочной сеткой. Миссис Харрисон содержит дешевый пансион с громким названием «Гостеприимный дом на Роупмейказ-Филдс», в котором за пару фунтов любой может устроиться на ночлег: получить в свое распоряжение отдельную комнатенку, заставленную разнокалиберной мебелью и вазонами с цветами, совершенно не гармонирующими друг с другом. И даже разжиться при желании стаканом чая из автомата. Что особенно удобно для докеров, работающих в порту допоздна и живущих вдалеке от дома. Именно они и составляют основной контингент жильцов миссис Харрисон. Как всегда, ее высокое, худощавое, уже слегка согбенное тело облачено в кричаще яркий цветастый пеньюар с широким запахом. Она слегка скривила рот в неком подобии улыбки и с кислым видом глянула на мать с дочерью. Вечно недовольна жизнью! Интересно, какой бы у нее был видок, подумала Дот, если бы она вдруг получила хорошую новость. Но это маловероятно! За все те годы, что она знала соседку, Дот еще ни разу не видела ее улыбающейся или довольной жизнью. Ну и что бы миссис Харрисон сделала, если бы вдруг такое чудо – хорошая новость – взяло и случилось? Стала бы плакать? Кричать? Вопить во весь голос? Едва ли! На миссис Харрисон это совсем не похоже. Дот украдкой глянула на пансион. Как обычно, в окнах нигде нет света, а из-за двери, как всегда, воняет тушеной капустой. Одну руку соседка прижала к впалой груди, второй ловко управляется с сигаретой, время от времени поднося ее к своим тонким губам.

– Да, миссис Харрисон! К сожалению, работаю! У нас, бедняков, ведь ни минуты для отдыха!

Джоан торопливо прошествовала мимо соседки, явно не желая вступать с ней в дальнейшие разговоры.

– Да все так говорят! – отмахнулась от ее последних слов миссис Харрисон.

Дот абсолютно уверена в том, что их соседка – величайшая зануда в мире. Но ничего не поделаешь! Приходится терпеть и даже по мере сил подстраиваться под ее капризный нрав. Ведь миссис Харрисон – родная тетушка ее лучшей подружки.

– Ты давно видела Барбару, Дот? Передай ей при встрече, чтобы забежала ко мне забрать каталог «Эйвон»… Тот, который передала мне ее мать. У меня уже закончился ночной крем.

Рябое лицо миссис Харрисон с дряблой обвисшей кожей все изрыто глубокими морщинами. Пожалуй, соседке потребуются тонны ночного крема для того, чтобы вернуть коже былую упругость, не без злорадства подумала Дот. Но вслух она лишь сказала:

– Хорошо! Обязательно передам, когда увижу.

– Спасибо, дорогая!

Слабое подобие улыбки озарило лицо миссис Харрисон и тут же исчезло, так и не успев превратиться в полноценную улыбку. Впрочем, всем и без того известно, что у тетушки Харрисон мало поводов для улыбок. Ведь вся ее прошлая жизнь – это сплошная цепь разочарований и беспрестанных огорчений. Первым звеном в этой длинной цепи стал беспутный муж, который вначале бросил ее, а потом – мало того! – взял и погиб на войне. Однако же после его гибели в чувствах миссис Харрисон к покойному произошла довольно любопытная метаморфоза. Все его былые безрассудства и измены были моментально забыты. Недаром отец как-то раз не без юмора заметил, что еще никто и никогда не хоронил плохих и никчемных мужей. Только «верных и любящих», как будто надписи, выбитые на кладбищенских памятниках, могут что-то изменить в прошлой жизни тех, кто покоится под ними.

– Старая перечница! До всего-то ей есть дело! – негромко прокомментировала Джоан, когда они уже миновали дом миссис Харрисон, и мать и дочь весело рассмеялись. Они ускорили шаг, завидев, что к остановке на Нэрроу-стрит уже приближается автобус. Дот издала негромкий крик и побежала вперед что есть сил и насколько это было возможно. Ведь на высоченных каблуках по скользкому, как лед, асфальту не сильно разбежишься. Но кондуктор сделал ей знак, что заметил их, и водитель терпеливо подождал, пока раскрасневшиеся и запыхавшиеся от бега мать и дочь не вскочили в автобус. Обе тут же плюхнулись на узкое боковое сиденье в самом конце салона. И снова весело рассмеялись, довольные тем, что успели, выдохнув в салон клубы морозного пара. Между тем автобус номер двести семьдесят восемь повез их дальше, к месту назначения.

Джоан Симпсон облизала пальцы и небрежно вытерла их о полы накрахмаленной белой форменной куртки, оставив на груди заметную дорожку из майонеза. Губы Джоан что-то беззвучно шептали, наверное, производили только ей ведомые кулинарные расчеты. Недаром ее выпечка всегда отличается совершенством и славится своей воздушностью и пышностью. Да и заливные блюда неизменно радуют глаз своей прозрачностью: застывают, как стекло.

– Так! Еще десять минут подержать в духовке, а потом можно будет доставать…

Она сдула со лба случайную прядь волос и отерла пот тыльной стороной руки. Бросила мимолетный взгляд на дочь, которая, стоя перед ней, теребила воротничок своей белоснежной блузки и непрестанно одергивала черный фартук, и тут же переключила свое внимание на фаршированные яйца со специями, которые сейчас ее ловкие пальцы примутся красиво раскладывать на подносе.