— Папа… Прости, что вот так… — собралась с духом, даже глаза прикрыла. — Мне очень нужна твоя помощь, папа!

Где-то в глубине души была готова к его насмешкам и упрекам. К тому, что выскажет все о моей неблагодарности и наглости. О том, что об отце вспомнила, лишь когда жизнь к ногтю прижала. И он был бы прав. Абсолютно прав.

Вместо этого услышала отрывистое:

— Будь дома. Жди меня. И никому не открывай. Ведь ты же там… в этой вашей квартире?

— Да, пап…

— Все. Скоро буду. На месте разберемся.

— Спасибо, папочка!

Он ничего не ответил, только вздохнул тяжко. И повесил трубку.

А я… я позорно разрыдалась. От облегчения, что больше не одна.

К приезду отца успела успокоиться и умыться. Даже поставила чайник. Наверняка, он даже не успел позавтракать. Хоть чаем напою, хотя вряд ли ему понравится мой — самый простой и дешевый, в пакетиках. Но, как говорится, чем богаты, тем и рады.

Не знаю, откуда ему стал известен мой адрес. Квартиру мы с Глебом сняли, когда я уже поссорилась с отцом и ушла в неизвестность, гордо хлопнув дверьми. Первое время перекантовывались у друзей и знакомых, пока не нашли подходящий вариант. И никому о нем не говорили: не хотели ни с кем делиться тем счастьем и покоем, что царили в нашем уютном гнездышке. Или это мне так казалось, а у Глеба были свои причины?

— Дочь, я сейчас поднимусь. В дверь постучу, тогда откроешь. В подъезд не выходи. — Папа позвонил, уже подходя к дому. Я из окна увидела машину, а потом и его самого — идущего твердой, уверенной походкой человека, знающего все о жизни.

— Папа… Привет. Проходи… — очень хотелось обнять и прижаться посильнее. Спрятаться у него на груди, как иногда это делала в детстве. Редко такое случалось, но помнилось замечательно.

— Здравствуй, Настя. А где… этот? — неприязнь в его голосе была такая густая, что можно было бы потрогать, наверное.

— Мы расстались. Больше месяца назад. — Получилось выговорить эту фразу спокойно, без надрыва.

— Отлично. — Папа — он такой, как всегда. Неважно, что я страдала по этому поводу. Главное, что Глеб ему не нравился. — Так что случилось? Рассказывай?

— Ну, ты пройди сначала. Я тебе чай налью, как раз и покажу все.

Не стала делиться с ним обстоятельствами, при которых получила первую записку. Просто положила перед ним на стол эту грязную и мятую бумажку.

Он внимательно изучил, не притрагиваясь.

— Похоже на дурацкий розыгрыш. Это все?

— Нет. Сегодня под дверь еще вот это просунули. — Второй лист, на всякий случай, я запихнула в прозрачный файл. Чтобы не оставлять своих отпечатков. Возможно, глупо… Но кто знает?

Отец помрачнел, разглядывая фото, а потом обратную сторону листа, с текстом. Чай отхлебнул на автомате, даже не сказал ни слова про его качество. Забавно, но мне стало легче от этого. Претензии к своей бедности я бы сейчас не пережила.

— Я знал, что с этим ублюдком не стоит связываться. Но ты считала себя умнее, Настя. — А, нет. Претензии были, просто более серьезные.

— Пап, пожалуйста… — не знаю, о чем конкретно просила. Наверное, чтобы смилостивился.

— Собирай вещи. Тебе здесь нельзя оставаться.

Не перечила. Только обрадовалась. Я бы здесь просто с ума сошла, сидя в страхе, неизвестности и одиночестве.

Собирать-то и нечего было, особенно. Я ушла из родительского дома налегке, с гордо поднятой головой. А новые вещи приобретала только по необходимости. Все приданое влезло в один большой пакет. Спортивную сумку, купленную одну на двоих, уже забрал Глеб.

— Не грусти, дочка. Со всем разберемся. — Наконец-то, отец проявил хоть какие-то чувства: обнял меня за плечи, прижал к себе со всей немалой силой, второй рукой взлохматил голову. — Я же рядом, а это значит что?

— Что все будет хо-ро-шо! — вспомнила нашу любимую перекличку из детства. Смахнула с глаз непрошеную слезинку. Носом шмыгнула…

— Так. Не дрейфь. Ничего страшного не случилось. А если этому… бывшему твоему… и досталось на орехи, так ничего, не помрет. Мужикам иногда полезно быть битыми. Начинают мозгами думать, а не другим местом.

Отчий дом показался мне тихой гаванью и надежным пристанищем. Совсем недавно казалось, что я больше никогда не перешагну его порог — ни по своей воле, ни под давлением. А вот на тебе — вернулась, и даже обрадовалась этому. В жизни еще ничего не изменилось, и проблему с Глебом и деньгами еще не решил никто. Но родные стены казались в тот момент самыми безопасными.

— Сегодня дома сидишь и никуда не выходишь. Дальше посмотрим по ситуации. — Отец, как обычно, командовал и распоряжался. Но сейчас я не имела никакого права спорить и огрызаться.

— На работу надо позвонить, предупредить… — опомнилась, начала искать телефон по карманам.

— Про работу свою дурацкую тоже забудь. Она тебе ничем не поможет. Даже на еду нормальную заработать не в состоянии. — Значит, все-таки, заметил и дешевый чай, и практически пустые полки на кухне.

— Мама, Настя вернулась! Выходи, завтракать будем. — Зычным голосом он окликнул бабушку. Та любила смотреть телевизор погромче и почти никогда не слышала ничего происходящего в доме. Приходилось всегда кричать, чтобы внимание обратила.

Дверь в дальней комнате стукнула, из нее вылетел маленький сухощавый ураган. Дальше были объятия, причитания, поцелуи, снова причитания. Еле вырвалась из родных рук, чтобы хоть нормально поздороваться. Закусила губу, чтобы не расплакаться. Но глаза предательски намокли.

— Что же ты, деточка моя, так исхудала? Разве можно так себя доводить? Ну-ка, пойдем быстрее, будем тебя откармливать! — бабуля, хоть и сурового нрава, любила меня до беспамятства. Так, что это порой переходило все грани. Дай волю — она бы к нам с Глебом в постель заглядывала, чтобы проверить, удобно ли мне лежится… Но ссора с отцом нарушила нашу связь. В тот раз бабушка тоже заняла его сторону, чем лишила меня последней веры и надежды на чудо.

— Мам, давай, вы потом наговоритесь? — отец прервал наши излияния чувств. Он очень всего этого не любил. — Мне нужно быстро поесть и убегать. Дел невпроворот. Да еще и Настасья забот подкинула.

Вот так — всегда. Что бы ни приключилось, он всегда находил повод в чем-то меня упрекнуть. Даже когда по делу что-то предъявлял, от этого становилось больно.

— Ну, пойдемте. Там уже все остыло, наверное. Но я разогрею, быстренько. — Бабушка, взяв меня за руку, словно боялась снова потерять, шустро посеменила на кухню. — А ты, Денис, с Настей не говори так! Будто сам не был молодым. И мне седины не добавил.

Она зыркнула грозно из-под седых бровей. Так, что любой другой растерялся бы. Но только не отец. У него взгляд был похлеще бабушкиного.