оправившись после родов, уехала на базу Огненного Сопротивления. Брант после пары месяцев заминки последовал за ней. Его тянул болезненный аркан: не хватало родного запаха, тела в постели — не ради соития, для тепла и сонных утренних объятий. Он понимал, что связь однобока. Он был привязан к Ильзе, а та не чувствовала ни обязательств, ни пут. К счастью, она чтила верность и не одобряла измены, но официальный брак все равно заключать не захотела. И сына Бранту велела записать на себя, в свидетельстве о рождении в графе «мать» поставили прочерк.

Глава 2. Эльга

Утро началось с боли. Знакомой, ноющей, сопровождавшей Эльгу всю ее жизнь. Врожденный вывих бедра был приговором, как будто на кремовой шкуре поставили пылающее клеймо «калека». В прежние времена оборотни с таким дефектом не выживали: не могли нормально превращаться, после превращения не могли охотиться. Хромали, голодали, иногда влачили существование в приживалках, присматривая за чужими детьми. Чаще погибали — клановые обычаи были суровы, и калеки, пытаясь поохотиться, гибли под копытами косуль или сами становились добычей волков и крупных хищных птиц.

Эльге повезло, что она родилась в современном мире, да еще и в обеспеченной семье. Она была единственным ребенком, дедушка и родители ее любили, пытались облегчить жизнь, возили к врачам и знахарям, и всегда повторяли, что сейчас оборотень может преспокойно прожить жизнь, не превращаясь. Дед баловал ее больше родителей: вероятно, чувствовал какую-то вину — вывих бедра Эльга унаследовала от его жены, бабушки, которую она никогда не видела. Отца дефект миновал, а у нее проявился. Генетика или наказание Хлебодарной — Эльга старалась не задумываться. Просто жила.

Дед поддерживал ее во всех начинаниях. Часто возил в путешествия по воеводству, заметив интерес к мозаикам, поощрил в поступлении в университет по специальности «реставратор». То, что работать по профессии она не сможет, Эльга поняла уже на втором году обучения. Если листы эскизов мозаичных панно можно было раскладывать на огромном столе, а не на полу, чтобы не приседать, не ползать на четвереньках, и не перетруждать ногу, то без лазанья по лестницам и стремянкам, чтобы осмотреть смальту, работа не двигалась. Осознание не помешало Эльге отучиться и получить диплом. Начало взрослой жизни совпало со смертью деда. Он оставил Эльге солидное состояние — внушительный пакет акций железной дороги ежегодно приносил дивиденды — квартиру в новом доме с лифтом и огромную игрушечную железную дорогу с коллекционными локомотивами. Железная дорога — и игрушечная, и настоящая — была неотъемлемой частью жизни Эльги. Благодаря деду она знала все модели действующих и списанных локомотивов, участвовала в программе установки памятников-паровозов, могла среди ночи перечислить уже поставленные и ожидающие своей очереди. Путешествие по Лисогорской ветке неминуемо напоминало о мозаиках — на каждой станции было панно, соответствующее духу или символу городка, подтолкнувшее к выбору профессии.

Игрушечная железная дорога располагалась на специально заказанном огромном столе. Эльга покупала новые составы, локомотивы, декоративные элементы — будки стрелочников, переезды и семафоры — и наотрез отказывалась продавать дедушкино наследство, хотя не раз получала предложения от коллекционеров.

Но самой главной зацепкой, связующей нитью, был алтарный зал в западном крыле Ключеводского железнодорожного вокзала. В детстве и отрочестве Эльги зал был открыт, и они с дедом, приезжая и уезжая, всегда зажигали и клали в чаши травяные скрутки. Одну Камулу, другую — Хлебодарной. Просили хранить дом от бед, покровительствовать в путешествии. Эльгу зал всегда завораживал. Треск горящих скруток и гомон голосов перемешивались со свистками локомотивов, стуком колес, объявлениями диспетчера. Камул и Хлебодарная взирали на людей и оборотней с высоты, из просторных ниш. Камул протягивал ладонь, словно хотел погладить стоявшего рядом волка, Хлебодарная устало опиралась на можжевеловую метлу, которой выметала нечисть из домов и амбаров. Стены алтарного зала украшали мозаичные панно с традиционными сюжетами: травля оленя отступниками в Сретение, бегство Демона Снопа в зимний солнцеворот, изобилие овощей и фруктов в Праздник Урожая и хлебное дерево Зажинок.

С годами одряхлели и мозаики и статуи. Копоть от алтарных чаш, сотрясение здания от проходящих поездов аукнулись трещинами, выпадавшей смальтой, которую сметали уборщицы, и изменением цветов — некогда белые статуи побурели, а мозаики утратили яркость красок, превратившись в пародию на гризайль.

Зал закрыли на реставрацию в тот год, когда Эльга закончила университет. Тендер выиграл какой-то заезжий подрядчик, представивший проект. На том дело и закончилось — через пять лет, обнаружив, что мозаики и статуи обветшали еще сильнее, мэрия Ключевых Вод подала на подрядчика в суд. Эльга, работавшая в собственной мастерской по реставрации малых скульптурных форм, внимательно следила за судебным процессом, и, когда мэрия вновь начала искать исполнителя работ, объединилась с двумя бывшими сокурсниками и подала заявку.

Восстановление статуй и мозаик стало для нее испытанием, оправданием одиночества и — как частенько казалось — никчемной жизни. Несмотря на приятную внешность, к ней никогда никто не сватался. Кремовые и янтарные лисы заключали браки по договору, не дожидаясь, пока Камул или Хлебодарная пошлют им встречу с истинной парой. Понятие врачебной тайны в Ключевых Водах было весьма относительным, и все возможные женихи знали, что вывих бедра передается по наследству, а после родов у Эльги может быть ухудшение здоровья вплоть до постоянного передвижения в инвалидном кресле. Желающих вешать себе на шею такую обузу не нашлось. Кратковременные романы во время учебы и студенческой практики быстро увядали. Эльга чувствовала, что к ней прилипают охотники за приданым. Ее лисица ворчала, требуя отвадить ухажеров, но этого и не требовалось — покрутившись, принюхавшись и присмотревшись, сами пропадали.

Поэтому, уже второй год, одинокое утро начиналось с боли — Эльга по полной выкладывалась на реставрации мозаик и статуй, проводила дни в мастерских, следила за работами по восстановлению витражного купола в алтарном зале. Игрушечная железная дорога скучала, и, если бы не приходящая прислуга, давно бы заросла пылью. Еда в доме была исключительно заказной — на готовку не хватало сил. Эльга каждый день напоминала себе: пройдет осень, начнется зима, и, в первый месяц настоящих холодов, в День Изгнания Демона Снопа, изматывающая работа закончится. Они откроют обновленный алтарный зал — если, конечно, ничего не случится, и смежники не сорвут сроки.

Эльга со стоном села на кровати, сняла с прикроватного столика каштановую растирку, щедро накапала на ладонь и начала массировать бедро. Неизменный спутник — трость — помогла добраться до кухни и ванной. Кофе и водные процедуры взбодрили. Эльга заплела волосы, придирчиво выбрала шляпку — неважно,