— …из этого логически следует, что нужно перепробовать несколько стилей женихов, прежде чем остановиться на том, кто действительно ей подходит, — заключила она.

Может, я недооценивала Джолин Морган, втайне считая ее одной из самых заурядных пустышек в Нью-Йорке? А тут она вдруг обнаружила скрытые глубины во всем, что касается отношений между женщиной и мужчиной! Иногда приходишь на прием по случаю рождения младенца, не ожидая ничего интереснее беседы о преимуществах посещения специального детского отдела (где можно выбрать украшения в виде знака зодиака для младенца), а уходишь, обогатившись новым знанием о жизни.

Вернувшись домой, я мгновенно отослала Джули электронное письмо.

Кому: Джулии <Джулия Бергдорф@attglobal.net>

От: moi&moi.com

Тема: Счастье.

Только что вернулась с приема Мими по случаю рождения младенца. Дорогая, где ты была? Джолин, Кей-Кей и Кэри помолвлены. Сегодня сумела различить вопиющую разницу между счастьем по типу «джинсы от „Хлоэ“» и счастьем по типу «обручальное кольцо». Ты хотя бы подозреваешь, как потрясающе выглядит твоя кожа, если ты обручена?

Джулия Бергдорф стала моей лучшей подругой с той минуты, как я встретила ее в угловом номере ее матери отеля «Пьер», на пересечении Пятой и Шестьдесят первой. Уже тогда Джулия была одиннадцатилетней наследницей универмага. Ее прадед основал «Бергдорф Гудман» и целую сеть магазинов по всей Америке, поэтому Джулия утверждает, что у нее лишь сто миллионов в банке «и ни центом больше». Почти все отрочество и юность у Джулии было весьма необычное хобби: воровство из «Бергдорф». Выйдя из «Спенс праймери»[7], она направлялась прямиком туда и тащила все, что попадало под руку. Мало того, до сих пор Джулия считает «Бергдорф» чем-то вроде собственной гардеробной, хотя большинство акций давно проданы «Ниман — Маркус». Самая ценная ее добыча — яйцо Фаберже, украшенное рубинами и принадлежавшее когда-то Екатерине Великой. Свое хобби она оправдывала тем, что «любит красивые вещи».

— Должно быть, такая гнусь — быть одним из Вулвортов[8]! Думаю, их отпрыски тоже подворовывали у себя, только всякую мерзость — вроде туалетных ершиков, а вот я беру только шикарные вещички типа детских кожаных перчаток ручной работы, — объясняла Джулия.

Любимые ее слова — «гнусь» и «шикарно». Как-то она заявила, будто мечтает о том, чтобы в мире не осталось гнуси, но я ответила: без гнуси шика не бывает. Гнусь необходима хотя бы для контраста. Она сказала: «Ой, это вроде как если бы не было бедных, то никто не считался бы богатым». И я добавила: «Ну, я-то имела в виду, что если ты всегда счастлива, откуда узнаешь, что ты счастлива?» Она объяснила: «Потому что ты всегда была бы счастлива». Тогда я возразила: «Нет, нужно испытать несчастье, чтобы узнать, что такое счастье». Джулия нахмурилась и спросила: «Ты снова читала „Нью-йоркер“?»

Джули твердо уверена, что «Нью-йоркер» и Пи-би-эс[9]— истинное зло и источники всех пороков, а к тому же ужасно занудливы, и что всем следует читать «Ю-эс уикли» и смотреть канал «Е!»[10].

Наши матери происходили из филадельфийских БАПов[11]и были лучшими подругами в семидесятых. Я выросла в Англии, потому что мой отец — англичанин и, по мнению мамы, в Англии «вообще все лучше». Но в Англии наследницы универмагов на каждом шагу не встречаются, а маме очень хотелось, чтобы я имела такую подругу. Она была ужасно этим озабочена, прямо места себе не находила, а тут мама Джулии решила, что я буду благотворно влиять на ее дочь. Обе каждое лето отсылали нас в лагерь в Коннектикуте. Вряд ли они подозревали, что, оставшись одни, мы тут же садились на поезд, идущий до Нью-Йорка. Наши родительницы в это самое время добирались до фамильного имения Бергдорфов в Нантакете.

Оказавшись в Нью-Йорке, юная Джулия и я ехали в «Пьер», запирались в номере и заказывали туда горячие апельсиновые пирожные с шоколадным соусом и кленовым сиропом. Поверьте, куда забавнее быть маленькой американской девочкой в Нью-Йорке, чем маленькой американской девочкой в Англии! Нью-йоркские девочки вроде Джулии очень избалованы и имеют все — ролики, коньки, макияж и косметичек. И самое главное — вечно отсутствующих родителей. Настоящее блаженство! К тринадцати годам Джулия близко познакомилась с географией «Барниз», мало того, покупала там все что вздумается. Уже тогда она была Блондинкой от «Бергдорф», хотя мы об этом еще не подозревали.

Благодаря Джулии тем летом я вернулась в Англию, помешанная на журнале «Вог» и МТБ, и к тому же обзавелась неподражаемым американским акцентом, который поддерживала, раз за разом просматривая «Высшее общество». Маму это совершенно выбило из колеи, что означало мой полнейший успех. Хотела я только одного — перебраться в Нью-Йорк, осветлить волосы и выглядеть так же потрясно, как Джулия. Пришлось долго умолять маму и папу разрешить мне поступить в американский колледж.

То, что я сейчас скажу, — величайший секрет, но, думаю, единственная причина, по которой я получила проходной балл в Принстоне, — это мысль о кислородной чистке лица, которую делают лишь в Нью-Йорке. Только она помогла мне вынести алгебру, латинский и поэтов-романтиков! И когда меня приняли в Принстон, бедная мама пролепетала:

— Но как ты можешь покинуть Англию ради Америки? Как? Как?!

Очевидно, она понятия не имела о кислородных процедурах.

Оказалось, Джулия не случайно пропустила прием у Мими. Ее арестовали за воровство в «Бергдорф Гудман». Весь остаток дня мне звонили люди, чтобы передать свеженькую новость, но, попытавшись связаться с подругой, я выяснила, что ее сотовый переключен на голосовую почту. Что ж, ничего удивительного. Хотя Джулия и клялась мне, будто завязала с воровством, когда получила доступ к своему трастовому фонду, она вполне способна на подобное безумство, если вдруг заскучает… минут этак на пять. Я уже начала немного тревожиться, когда в начале восьмого она мне позвонила.

— Привет! Ужасно смешно, не находишь? Я в кутузке. Не можешь подъехать, вытащить меня отсюда? Внести залог? Я посылаю за тобой своего водителя.

Когда сорок пять минут спустя я прибыла в Семнадцатый участок на Восточной Пятьдесят первой улице, Джулия уже сидела в убогом закутке для задержанных и выглядела при этом невероятно шикарно. В этот холодный октябрьский день на ней были узкие белые кашемировые брючки, простенький лисий жакет и огромные темные очки. Для двадцатипятилетней девушки она смотрелась почти смехотворно утонченной… впрочем, как все принцессы с Парк-авеню.