Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все осознав, я совершенно обессиленная вернулась в свою комнату.
Сон
Я абсолютно ослабла после онсена, поэтому выпила саке из холодильника и сразу рухнула в кровать. Не распаковав вещи, надев гостиничный халат и не погасив даже свет у кровати, я вошла в мир сна. Я погрузилась в сон, мечтая о том, что, когда открою глаза, будет всходить утреннее солнце, освещая выгоревшие занавески. И неприятные ощущения, которые я испытала сегодня, наверно, уже проищут… Эта мысль позволила мне с облегчением вздохнуть.
Однако реальность не так снисходительна.
Время растягивается и сжимается. Когда оно растягивается, совсем как резина, то надолго заключает человека в свои объятия. Так просто не выпускает. Бывает, возвращаешься снова туда, где был прежде, останавливаешься, закрываешь глаза и оказываешься во времени, которое не продвинулось ни на секунду.
Во сне я оказалась в месте, похожем на лабиринт.
Я двигалась в темноте по запутанному узкому проходу. Он разветвлялся, я хладнокровно выбирала, куда идти, желая, во что бы то ни стало, выбраться наружу. Иногда проход расширялся и образовывал пространство, где можно было встать во весь рост.
Вскоре впереди показался свет, и я поспешила туда.
Это была маленькая пещера, украшенная разноцветными тканями. Здесь повсюду горели свечи. Я осмотрелась и увидела молельню. Очень знакомая молельня, подумала я.
В это время кто-то сказал у самого уха: «Сегодня… число». Хотя мне не удалось отчетливо разобрать слова, но стало неприятно. Это был день, который я хочу забыть. Именно его.
Затем в голове всплыл некий образ. Та дорогая моему сердцу квартира. Из окна видна скоростная автомагистраль, проходящая рядом с домом, из-за нее всегда шумно и пахнёт выхлопными газами. Пол грязный, стены тонкие. Там я жила с кем-то…
Пока я думала о ней, свечи, мерцая, осветили колеблющуюся тень человека.
— Если не принести жертву… — сказала Тидзуру.
Ну конечно, это была она.
Она незаметно появилась из-за моей спины и вошла в пещеру. Такая же светлая кожа, чересчур короткие волосы. Она отчего-то казалась грустной.
Затем, совершенно не обращая на меня внимания. Тидзуру начала выстраивать на площадке, похожей на алтарь, черные камни.
— Я принесла камни с берега реки смерти, — сказала Тидзуру.
Я решила, что надо что-то ответить, и произнесла:
— Конечно, с той знаменитой реки… Оттуда, куда ты не можешь попасть при жизни, — и тут же обвинила себя в жестокости, раз смогла придумать только это.
— Да! — согласилась Тидзуру, не взглянув на меня, — Я собираюсь принести жертвоприношение. Сегодня — день смерти.
— Разве это не мое дело? — спросила я.
— Но ты же забыла, — улыбнулась Тидзуру. — Совершенно забыла, шла себе но горной дороге и напевала.
Мне нечего было возразить.
— Ты все еще ничего не понимаешь. Считаешь, что тебе хуже всех, думаешь только о своем покое, главное, чтобы тебе было хорошо, — Ее глаза горели темным невиданным гневом.
Мне стало очень досадно, ведь я всегда по-своему любила Тидзуру.
— Думаешь, мне стоит быть серьезней? Да, я, в отличие от тебя, не буду тащить за собой груз проблем! Моя жизнь, по сравнению с твоей, слишком легкая! — Мой голос дрожал, я не могла сдержаться. Говоря это, я поняла, что моя жизнь намного хуже, чем я думала, и ужаснулась.
В пещере стало душно. Мне требовался хоть глоток свежего воздуха. Сколько же я пробуду здесь? Свечи едва освещали стены. Пахло пылью и плесенью.
Я проснулась в поту. Потолок комнаты освещался лампой. Из-за тяжелого сна разболелась голова. Халат жутко перекрутился на мне, простыня тоже измялась. Что за сон? — удивилась я.
Я посмотрела на часы, было два часа ночи. Сон меня покинул. Казалось, я больше не засну. Встав, достала из холодильника воду и выпила большими глотками. Только в этот момент я, наконец, почувствовала себя живой. Вот в чем дело — отопление включено на полную мощность. Я отрегулировала степень нагрева старого кондиционера.
Ночной номер погрузился в звенящую тишину.
Я подошла к окну. В полной темноте, естественно, все выглядело неподвижным. Мое лицо отразилось в оконном стекле.
Что-то не так, в сегодняшней ночи есть нечто странное, решила я.
Все-таки я кое-что подобрала на той горной дороге — эту атмосферу.
В Тидзуру из сна не было той глубины, которой обладала настоящая Тидзуру.
Тидзуру не способна была сказать такое. Она иронизировала острее, обиднее, язвительнее, но всегда была умнее и добрее. Несомненно, это мое чувство вины сотворило такую Тидзуру.
Я снова легла, и меня вновь потянуло в сон.
И опять оказалась в пещере.
Тидзуру, закрыв глаза, сосредоточенно молилась, стоя на коленях. Она была прекрасна. Стены пещеры, освещенные свечами, приобрели пепельный оттенок. Благодаря ее позе и облику пещера совершенно преобразилась в молельню.
Ресницы в мерцающем свете казались фантастической длины. Из-под опущенных век сверкали ее красивые холодные карие глаза. О чем она молится? Что ее мучает?
Я снова подумала, что ничего толком не знала о Тидзуру. Когда мы жили вместе, мое сознание было неясным. Я уставала, обижалась — была еще ребенком. Мне казалось, что за окном всегда пасмурно. Нет, не только пасмурно. В тот год слишком часто случались туманы. Ночь за окном всегда была мутно-серого цвета.
Я рассудила, что этот печальный сон навеян городом, в котором я оказалась.
Да, если бы она все время молчала, эта Тидзуру из сна, то выглядела бы как прежняя Тидзуру, которая была мне очень дорога. Белая кофта с широкими рукавами, джинсы, которые мы купили вскладчину, разделив цену пополам, и из-за которых мы всегда бились, в конце концов, решив, что их будет надевать та, кто раньше встанет утром, ее светло-каштановые волосы, взъерошенные пальцами, — я всегда хотела увидеть ее, но не могла. Теперь я внимательно наблюдала за Тидзуру.
Затем я решила, что на самом деле никогда не могла донести до Тидзуру ни одной своей мысли. Она всегда была так же глубоко погружена в себя, как и я. И у Тидзуру не возникало даже желания попытаться рассказать мне об этом.
Я именно поэтому любила наблюдать за Тидзуру. Она была существом, словно созданным бледным отражением человеческой жизни, сотканным из страданий.
Когда Тидзуру повернулась ко мне, пламя свечей погасло и стало совершенно темно.
Было три часа ночи. Во рту пересохло, в больной голове стоял туман.
Я окинула взглядом незнакомую комнату. Все казалось нереальным. Я прижала лицо к простыне, но ничего не почувствовала и пришла к заключению, что мне стоит выпить. Достав из холодильника виски, налила в стакан. Мне уже все равно, пусть я буду смотреть этот сон. Разве плохо снова встретить Тидзуру в годовщину ее смерти хотя бы во сне, пусть даже вызванном злыми чарами этой местности?..