Но, конечно, та Холли была фикцией. Почему бы ему это наконец не уяснить? Ее никогда не было. Та Холли существовала только в виртуозно разыгранном спектакле, который сыграла для него. Его погрязшая в грехах женушка, старательно изображающая утонченную Снежную королеву и живущая за его счет, – вот настоящая Холли. Глядя на ее застывшее изображение, Тео признался себе в том, что ему не нравится вспоминать жестокую правду. Это была одна из причин, почему он общался с ней редко и только по телефону.

Вторая причина – его вспыльчивый характер. Холли умела взбесить его за считаные доли секунды, причем вроде бы без малейших усилий с ее стороны. Но Тео замуровал в себе черное пламя, порожденное ее изменой, сжигающее его изнутри, и вернул контроль над собой. Он предпочтет умереть, нежели показать ей нечто большее, чем неприязнь. Чем холоднее и отстраненнее он себя поведет, тем лучше.

Тео нажал на кнопку, чтобы вернуть застывшему изображению подвижность, и, позволив раздражению окрасить его голос, отрывисто бросил вместо приветствия:

– Что тебе надо? – Он был намеренно груб, но даже это не могло обуздать ярость, разъедавшую его душу, подавить инстинктивное желание уколоть ее хоть чем-то. – Ты наконец сумела сделать меня банкротом?

Видеозвонок был серьезным тактическим просчетом.

Холли поняла это, как только экран перед ней ожил. Ее смелость и решимость – и, что было гораздо хуже, голос – почти мгновенно исчезли. Кошмарная ошибка… Впрочем, не первая, связанная с этим мужчиной.

Она оказалась не готова увидеть его почти невозможное совершенство. Никогда не была к этому готова.

Тео занял весь ее огромный монитор – крупный мужчина с мрачным лицом и необыкновенно красивый. Красота его была особой – диковатой. Он тут же ворвался в ее одинокую жизнь, наполнив все силой и страстью…

И он по-прежнему был на нее зол.

Бушующая в нем ярость, не знающая прощения и милосердия, была так же ощутима, как хлесткий удар порывистого ветра в лицо. И слова тоже причиняли боль – резкие, они били наотмашь.

Холли слышала эту ярость в голосе Тео во время их нечастых, почти враждебных, телефонных разговоров, касающихся ее намеренно непомерных счетов. Она звонила примерно раз в три месяца, и времени для настоящего разговора у Тео никогда не было.

Но сейчас Холли могла видеть его ярость – она полыхала в его глазах, таких же черных, как кофе, который Тео готовил для нее в первые дни их недолгого брака. До того, как она сама все погубила.

Ярость чувствовалась даже в его твердом, словно отлитом из стали, подбородке. Дрожь охватила молодую женщину. Наверное, стоит порадоваться, что их разделяют шесть тысяч миль.

Но, кроме того, Холли видела жаркое, темное обещание, таящееся в глубине его глаз, обещание, которое не могла скрыть даже ярость.

«А что ты ожидала? – раздавшийся в голове голос был очень похож на голос ее дорогого отца, упокой господи его душу. – Он ненавидит тебя. Ты сама об этом позаботилась. Вот что происходит, когда уходишь».

Ей следовало бы знать об этом лучше других: она долгие годы жила вдвоем с отцом. Ее мать их бросила, когда Холли была малышкой. Конечно, страдающий отец не говорил, что ненавидит жену. Он утверждал, что горюет, что продолжает ее любить. Но для Холли их жизнь была, как незаживающий ожог.

И вот сейчас она смотрит на пламя ненависти, которое сама и разожгла.

Тео сидел в элегантно обставленном кабинете, откинувшись на спинку кожаного кресла. Его густые темные и достаточно длинные волосы были взъерошены – как и четыре года назад. Но он как будто стал красивее. В те далекие дни Тео казался ей похожим на бога, со своим поджарым, мускулистым телом. Одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть скрытую в нем силу. Белоснежная рубашка обрисовывала его плечи, восхитительную грудь и – Холли не забыла – подтянутый живот. Он выглядел внушительно, а клокотавшая внутри ярость только подчеркивала его непохожесть на других и яснее любых слов предупреждала, насколько опасным противником он может быть. Холли снова себя возненавидела.

За то, что сделала. Точнее, за то, что сказала. За тот хаос, в который превратился ее необдуманный поспешный брак с этим человеком, и за унылую пустоту, образовавшуюся в душе после разрыва. В ней жило теперь только одно чувство – всепоглощающее, горькое сожаление. Оно было ощутимым, липким и так сжимало горло, что становилось тяжело дышать. Холли даже казалось, что когда-нибудь она задохнется.

При взгляде на Тео ей захотелось податься вперед, дотронуться до экрана и ощутить тепло его гладкой оливковой кожи. Захотелось провести пальцами по его густым волосам, слегка завивающимся на концах, что всегда заставляло ее глупеть от желания. Захотелось прижаться к его полным, творящим чудеса губам, почувствовать их солоноватый вкус и ощутить почти болезненное желание утолить жестокий чувственный голод.

Но путь к этому извилист и труден – в этом сомневаться не приходилось. Путь к Тео наверняка обнажит старые раны и заставит их кровоточить. А это значит – снова пережить боль. Однако жить так невыносимо. Необходимо что-то предпринять.

Холли казалось, что она знает, как тяжело ей придется, но так было, пока она не увидела Тео. Хотя его образ был жив в ее памяти все эти годы, эффект от общения вживую был подобен удару в живот.

Его лицо, хотя и на экране, ослепило ее так же, как и в первый раз. Это произошло в небольшом ресторане на Санторини. Она неспешно пила кофе после обеда, не догадываясь, что ее жизнь вот-вот круто переменится. Он присел рядом с ней.

Мужчина из грез, ставший явью, – опасный, сексуальный…

– Холли!

Его низкий, нетерпеливый голос проник в ее мысли. Тело женщины ожило, задрожало. Она порадовалась, что Тео не может видеть ее реакцию, последовавшую автоматически, независимо от ее воли. Холли безотчетно сдвинула колени и поджала пальцы ног. Но самым тревожным было то, что в ней мгновенно вспыхнула искорка безумной надежды на то, что все можно исправить, вспыхнула вопреки холодному голосу здравого смысла.

– У меня нет времени, – между тем продолжал Тео. – Но даже если оно и было, мне нечего тебе сказать.

Его губы слегка скривились в подобии улыбки без тепла, но даже она не уменьшила его привлекательности. Как раз наоборот.

Как соблазнительна была мысль забыться, разорвать внутренние цепи и сказать наконец всю правду, пусть даже он не поверит ни одному слову. За эти годы Холли использовала все доступные ей средства, чтобы заставить Тео отпустить ее. Свободы она не добилась, зато теперь он ненавидит ее всеми фибрами души. Поэтому нужно вспомнить, какую карту необходимо сейчас разыграть, иначе она потерпит поражение, не успев начать.

Холли заставила себя собраться и улыбнулась Тео. Не так, как когда-то. Тогда у нее не было даже намека на инстинкт самосохранения. Она вляпалась – именно так – в любовь, как зверь в расставленный капкан, а ее наивность ничем не отличалась от глупости. Но за несколько одиноких лет Холли настолько отточила свою улыбку, что та позволила ей сыграть роль, возникшую на пепелище брака, который она сожгла своей ложью. Роль, которая, как она считала, легко позволит Тео умыть руки, дать ей развод и освободить их обоих.