прессой.

Засерится за стеклами дорога,

Ни звука, кроме капа, ни живинки,

Ноябрь погорланит и продрогнет,

Упрячется в промокшие ботинки.

И скажется осенняя назола

На пятнице и даже на субботе,

И ждать обыкновенно в трубке голос

Покажется уже ненужным вроде…

***

Это просто луна, разделенная наполовину,

С небосвода ее не стереть до схождения фаз,

Это чья-то война, и на ней ты по-своему двинут,

Выполняешь, как все, пересказанный кем-то приказ.

Это голос внутри, осуждающий новые толки,

Пересчеты бумаг, переходы из мира в раздор,

Это паковый лед, но сегодня он кажется тонким,

Несоленым — обед, ограниченным — прежний простор.

Это ты, но не ты, а лицо поколения игрек,

Прочитавшее все, что когда-то попало на стол,

Это чокнутый свет, заигравшийся в темные игры,

Переживший свой век, наступивший на тысячи толп.

Это жизнь за стеклом, перистальтика тела снаружи,

И как будто сейчас нет нарывов под светом луны.

Это просто момент, он не лучше других и не хуже,

Но откуда-то снова доносится эхо войны…

***

Гоняй врасплох заставшую пургу,

Четыре сна, а после станет ясно,

Тебя я, может быть, не сберегу,

А может… Не надейся понапрасну.

Читай, как я болею и дышу,

Как ночи за стихами сна не знают,

Как медленно на ушко малышу

Я что-то монотонно напеваю.

Снимаю одинокий лепесток,

От чайного отбившийся бутона,

Готовлюсь как незрелый педагог

К занятиям, и Чехова Антона

Читаю между прочим, пью компот –

Любимый кураговый — за обедом

И верю в замечательный исход,

Вот только даже Богу он неведом…

***

Среди случившейся зимы

Я со вчера понять пытаюсь,

Зачем метет, слегка шатаясь,

Снежок подвыпивший калмык.

Выходят люди по работам,

Наевшись хлеба и яиц,

И, распластавшись с криком ниц,

Клянут беспорую погоду.

С внезапной горки малыши

Скользят до самого забора,

Потерян бот и бок распорот,

Но это шкетов не страшит.

Они смеются. Зол родитель,

Зовет румяного на суп,

И он — растрепан и беззуб –

Идет сопливый на обиде.

А дома — клюквенный кисель,

Тарелка щей и мамин сочник,

Горизонтальный позвоночник

И день с каналом Карусель,

И белый шум — и спит малыш,

А я пишу об этом строчки,

Невыдающиеся точно,

Но ты по-своему решишь…

***

Расхохорится январь

В моем дворе, в твоем дворе,

Заснежит заспанный бульвар

На угасающей заре,

И утром чистое стекло

С венком из радужных гирлянд

Покроет северный циклон,

Забьется в подпол по щелям.

Остынут боты и ковер,

Оставит планы человек –

Он убедителен и тверд,

Не то что этот редкий снег,

Не застилающий земель,

Не накрывающий жилищ.

В моей зиме, в твоей зиме

Один январь, и только лишь…

***

Макая в чай ванильную печеньку,

Читай взахлеб и прозу, и стихи,

Рассчитывай как самовыдвиженка

Попасть в литературные верхи,

Ловить аствацатуровские бреши,

Пелевинские бреши на раз-два,

Чтоб классик, неожиданно воскресший,

Тебя потомком сукиным назвал,

Стать кем-то, проносящимся в вагонах,

Читаемым по моде и без мод,

Местами неприличным, незаконным,

Местами же — совсем наоборот,

Заслуженным без возраста и пола,

Впечатанным в большие словари,

И чтобы не лежать на книжных полках,

А быть всечеловечества внутри…

***

Когда устанет мир от разных дел,

Сотрет луна цветастую несхожесть,

Попробуй терпеливо разглядеть

Лишь то, чего нет ярче и дороже:

Четырнадцать ступенек до двери

В согретую любимыми квартиру,

Имение синонимов и рифм,

Булгачащих гражданскую стихиру.

Под окнами — будлейные кусты,

Цветущие на холоде упрямо,

Себя — который тщился, но простыл,

Звонящую с утра до ночи маму.

Шкодливого трехлетку, со стола

Стянувшего с тарелками клеенку,

Как фокусник — магический талант

Рождается со звяканьем в ребенке.

Термометр, снижающий нагрев,

Пелевин, выдающий новый хаос,

Свой собственный посмертный — то ли нерв,

А то ли незалеченная старость.

Нарезанный до праздника салат,

Сосед, перекричавший мегафоны,

Забрызгавший столешницу гранат

И даже занавеску и плафоны.

Хорошее привычного среди,

Как маленький, с глазами в блюдца мальчик,

Попробуй терпеливо разгляди

Все то, чего дороже нет и ярче.

***

Идет волной слоистый ламинат –

Постиран дом, отправлен на отжим,

На улицах — сезонный маскарад,

Перчаточный и масочный режим.

Наряженный в витрине манекен

Зазывно тянет руку сквозь неё,

На местном мелодичном языке

Колясочник на площади поёт.

Хорошая погода, плюс один,

В соседний двор сбегаются коты,

Там женщина котлетой из сардин

Их кормит с двухэтажной высоты.

Доносится протяжное «кис-кис»,

И сыплется на морды рыбий снег –

Шершавая натруженная кисть

В зашторенном облупленном окне.

И в этом средоточии простом

Мне нравится мой город, мой район,

Мой старый, но такой любимый дом,

В котором я был вскормлен и вспоён,

И с четками старушки без внучат,

Большие знатоки текстильных длин,

И то, что узаконен самиздат,

И то, что несмертелен карантин,

Прошедшие дожди, пришедший снег,

И зуб, не нарывающий уже,

И рядом с человеком — человек,

И их союз священ…

***

Четыре тридцать — время бить подушку,

Ломать перо, готовить сумку к ботам,

Чинить очков расшатанную дужку,

Лениво собираться на работу.

Прокручивать написанное трижды,

Не верить добрословам и одистам,

Нажористый заглатывая фриштык,

Пролистывать истории артистов.

Ждать первого пришествия рассвета,

Накидывать план взятия недели,

Уверенно, душисто, разодето

Спускаться в довечерний ножный эллипс.

Прослушивать, прочитывать, прощаться,

На сбитом гелендвагеном бордюре

Стоять и с ожиданием свыкаться,

Глаза свои от холода прищурив.

И праздновать победу над хвостами,

Одержанную книгами и кофе,

И ждать потом с любимыми цветами

На кафедре прыщавый острый профиль.

Влюбляться в каждодневие и ночье -

В картины, в фотографии, в конфеты,

И видеть нерабочее в рабочем,

Как видели хорошие поэты.

***

Не включай желтых ламп, кармазином окно занавесь,

Посмотри на меня через влезший снаружи фонарь.

Пусть случится хоть что! Пусть случится сегодня и здесь –

Разлучит нас декабрь, разбросает по свету январь.

Пусть натянутый трос истончится, надломится ветвь,

Посмотри на меня через метр неподанных рук,

На немые вопросы молчанием синим ответь,

Занеси над собой на кресте расписную хоругвь.

Передумай любить «потому что», не глядя в глаза,

Посмотри на меня, распознай их раскосость и грусть,

Расскажи мне все то, что давно мне хотел рассказать,

Прочитай мне стихи, что когда-то читал наизусть.

Если эта метель вдруг с разбегу ударит в крыльцо,

Посмотри на меня — отвоюй у всходящей зимы.

И останься моим — человеком, чудилой, чтецом,

И останемся «мы»…

***

Какое солнце бьет в стекло,

Что хоть разденься и растай

Вся сразу [сорок