представил, что на переносице у меня вырастает древесная почка, распускается.

— Ой, — только и сказал я, когда понял, что получается.

В дверь оружейки заглянул Везиг, начал что-то говорить, но я его не услышал — меня уже окутал пузырь тишины, отрезал от прочего мира. Поэтому я замахал на него, а когда понял, что боец-вилидаро ни черта не понимает, рявкнул:

— Отвали!

— Это ты мне? — спросила Юля. — Прекрасное начало. Сразу видно, что соскучился.

От одного ее мягкого, звучного голоса у меня стало тепло на душе, и не только на душе. Понятно, что в оружейке не холодно, но тут я мигом вспотел, как в одну из тех ночей, которые мы с ней провели вместе.

Вспомнил разом все… бархат ее кожи, напрягшийся сосок между губ… скользящие по моей спине ладони… жар ее собственного тела, такого гибкого и сильного, и в то же время хрупкого… Эх, если бы я мог ее обнять прямо сейчас, прижать к себе, погладить по волосам, заглянуть в глаза!

— Да не тебе, — буркнул я. — Ходят тут всякие, разговаривать мешают. Дело такое.

Везиг тупо пялился на меня, открыв рот, и я продемонстрировал ему кулак, показал на дверь — исчезни!

— Променял меня на этих всяких — терпи! Эх, ты, — в голосе Юли звякнул металл.

Расстались мы не очень хорошо, и понятно, отчего — она не хотела, чтобы я уходил, снова рисковал жизнью, ведь непосредственной опасности для жизни Сашки нет, ей куда лучше, чем даже после первой операции. Но я решил, что проблему нужно решить раз и навсегда, и понадеялся, что жена остынет, передумает, простит.

И тут такой тон!

От этого металла руки у меня дрогнули, и глушитель качнулся чуть в сторону, станок недовольно взвизгнул.

— Чтоб я сдох, я тебя ни на кого не променял и не променяю! — я торопливо вытащил глушитель из крепления: вот зараза, испорчен, и это значит, что придется возиться с другим.

Везиг по-прежнему топтался у двери, лилово-серое лицо его было искажено недоумением.

— А по-моему, променял, — сказала Юля.

Я легко мог представить, вызвать из памяти ее лицо, такое красивое, такое родное — сотни раз я видел его искаженным от страсти, в поту, с затуманенными от наслаждения глазами, и радовался, понимая, что ей рядом со мной хорошо. Но сейчас из памяти выплыл другой образ жены — слегка нахмуренной, с прикушенной нижней губой.

О, если губа прикушена, то это все, то другая женщина била бы тарелки и орала.

Я показал бойцу кулак и показательно отвернулся, чтобы этот идиот хотя бы не маячил перед глазами.

— Э… но на кого? — спросил я. — Ты что, ведь я…

— На тех баб, которых ты там наверняка щупаешь, — перебила меня Юля, и все возбуждение, которое я испытал, только услышав ее голос, схлынуло, остались разочарование, печаль и раздражение.

— Да какие бабы?! — воскликнул я. — Что за ботва началась?

Я и правда на других женщин старался не смотреть, хотя и близняшки-веша бросали зазывные взгляды, и Юнесса все так же потряхивала грудями, за которые взгляд цеплялся сам, и новенькая-вилидаро была такой красавицей, что не только закачаешься, но и упадешь в койку вместе с ней. Но я крепился и держался, помнил, что я тут ради семьи, ради дочери.

— Ты бросил нас. Ты ушел.

— Да никуда я не ушел! — я оглянулся и с облегчением увидел, что Везиг наконец свалил.

— Да? — ядовито спросила Юля. — Мы сидим у нас на кухне и пьем чай?

Я никогда не слышал, чтобы она разговаривала так.

— Ты чего? — спросил я ошеломленно.

— Первые два раза я готова была понять, — продолжила она все более и более напряженно. — Я терпела и ждала, поскольку я люблю тебя. Но сейчас ты просто сбежал. Удрал. Нельзя же так!

— Я пытаюсь добыть то, что вылечит Сашку навсегда! — отрезал я.

— И что это?

— Ну… — я замялся: рассказать жене о том, где я и чем именно занимаюсь, я не мог; начни я вещать про Гегемонию, что раскинулась на сотни звездных систем, про линкор и сражения в джунглях на другой планете, Юля мигом решит, что я вру как сивый мерин. — Понимаешь, я тоже тебя люблю!

— Очень сомневаюсь.

Ну вот, и универсальная фраза-успокоитель не сработала… что ж за засада сегодня? Сначала Равуда докопался до меня в столовке, теперь вот любимая жена разговаривает как с врагом!

— Но что мне сделать, чтобы это доказать? — спросил я.

Юля выдержала паузу, и я вновь представил, как она сидит у нас на кровати, грива светлых волос отброшена на плечо, как она любит, в растянутой майке и шортах, как почти всегда дома… И мне до боли в животе захотелось туда, к ней, домой, прочь от этой обрыдшей войны.

— Возвращайся к нам. Немедленно, — это прозвучало как приговор.

— А что с Сашкой тогда?

— Я говорила уже, что могу обратиться к родственникам, — это было сказано без особой уверенности.

— К тем, с которыми ты не общалась много лет? — спросил я, не пряча сомнений.

— Это неважно! Они помогут.

— Я в это не верю, — я покачал головой. — Ты мне не рассказываешь, но как-то оно… Наверняка им наплевать на тебя и твою дочь. А мне нет. Я хочу, чтобы Сашка выздоровела. Совсем.

О мою ногу потерлось нечто мохнатое, и опустив взгляд, я обнаружил Котика. Вопросительно изогнув хвост, он посмотрел на меня, замерцал черными глазами с золотом зрачков.

— И я, — тут голос Юли стал совсем ледяным. — Поэтому либо ты возвращаешься. Либо… я подаю на развод.

Меня словно бревном ударили по голове, показалось, что стены оружейки рушатся.

— Э… да ты что… как? Зачем? — забормотал я.

— А вот так. Пока, — и она отключилась раньше, чем я успел сказать хоть что-то внятное.

— Хр, — сказал Котик, неодобрительно шевеля окисточенными ушами.

— И не говори, блин… — я напрягся, пытаясь установить соединение вновь.

Нет, мы не договорили!

Все получилось, я ощутил контакт, но в следующий момент он лопнул, точно порванная струна. Я попытался снова, и повторилось то же самое, я почти физически ощутил, как рвется связь. В третий удар оказался сильнее, и в ушах у меня зазвучали короткие гудки — то ли настоящие, то ли выдуманные.

Это что, Юля сбрасывает, не хочет говорить? Вот это поворот!

Глава 2

Я лежал, вжавшись мордой в мягкую землю Бриа, с которой почти сроднился за эти месяцы. Очереди стригли небо над нашими головами, неподалеку рычал полуживой огнемет, и оставалось только молиться, чтобы он