Я собрала заказ, быстро крикнула Мине про поросёнка и побежала с подносом в залу.

– Со мной посиди, – вальяжно ответил Жирко, я и подчинилась, сев напротив на скамью, а не рядом. Жирко скривился, видно, уже собирался пощупать меня, слизняк. Он поднял кружку повыше и, глядя на густо усиженный мухами портрет короля Хенрика, рыкнул:

– За здоровье нашего благодетеля, – и бодрыми глотками осушил кружку, – повтори!

Я снова налила пива. Жирко впился зубами в сушёную рыбу. На воротнике камзола осела пена.

– Как поживаете, господин Жирко? – спросила я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

– Живу тихо, не ожидаю лиха, – засмеялся он, обнажив ровные, крепкие зубы, —вот, на свадебку еду. К твоей сеструхе. Была Бася Лучик, а станет Барбара Вильд. Разбогатеет, папашу из долговой ямы вытащит, Агнешку из борделя выкупит, да и тебя заберёт. Будешь у неё на кухне прислуживать?

Жирко захохотал и ткнул меня кулаком в плечо, перегнувшись через стол. Я качнулась и сузила глаза. Скатать небольшой комок из воздуха – плёвое дело. Даже рук не надо поднимать. Я кивнула только… Жирко заперхал, закашлялся. Рыбья кость так некстати вонзилась ему в горло. Жирко выпучил глаза и выронил кружку, пиво пролилось на камзол, бархат потемнел. Одной рукой он схватился за горло, второй потянулся ко мне. Я картинно заохала, приложив ладошки ко рту, точно не понимая, что от меня требуется. Жирко извивался на скамейке, пока вошедший рослый гвардеец не схватил Жирко за плечи. Гость хорошенько его встряхнул и отоварил кулаком по спине. Косточка выскочила, и Жирко застонал и ослабил ворот камзола.

– Благодарствую, благородный господин гвардеец, спасли нашего постояльца, – я присела, выражая глубочайшее почтение.

–Мелочи, – ответил гвардеец бархатным голосом, смерив меня долгим взглядом.

– Угодно ли позавтракать?

– Угодно. Что заказывал этот господин – того и мне несите.

Редко кто обращается к прислуге на «вы», отметила я про себя и тут же метнулась на кухню выполнять поручение. Щёки у меня горели. Чуть не попалась на ворожбе, ну не дура ли! Мина разогревала на вертеле вчерашнего поросёнка. Не бог весть какая шишка этот Жирко, сойдёт для него и так.

Вскоре блюдо для гостей мы внесли в залу вдвоём с Миной, я смиренно не поднимала глаз.

– Прекрасно, – сказал гвардеец, и я взглянула на него исподлобья.

Его каштановые волосы чуть вились, были по моде зачёсаны назад и завязаны в хвостик. На плечах эполеты с гербом рода Лихоборов. Я знала, что это род соратников короля Хенрика. Гвардеец даже сидя был выше Жирко, а уж тот – не мелкий поросёнок.

Я посмотрела в лицо гостю. Нельзя сказать, что так уж красив, хотя черты лица правильные: тонкий нос, губы надменно очерчены, слева на щеке едва заметный шрам, тёмные глаза смотрят цепко. Не юноша летами, но мундир носит низшего чина. Отчего? Разжалован или скрывает цель своей поездки? По спине точно кто-то холодной рукой меня погладил, так стало не по себе, хотя гвардеец смотрел на меня и Мину доброжелательно.

– Чаю с мелиссой, будьте добры.

Я от удивления брови вскинула. Надо же! И мой огородик для чего-то пригодился. Пулей кинулась в ледник, аж юбки взлетели. Там хранился у меня квас, настоянный на травах. Для таких ценителей. Ох, непростой гвардеец, не простой. Налила из бочки в глиняный горшок, облитый глазурью. Вынесла его с бокалом на подносе. Пусть не думает гвардеец, что тут глухая провинция, и в обслуживании мы не смыслим. Улыбнулась, подала напиток. Глянула по сторонам, батюшки светы! Сколько гостей набилось. Трое уже сидят за столиком у окна и ложками стучат. Двое с нашими девахами хохочут.

Пробегала битых полтора часа от кухни к залу и обратно, а сама украдкой в сторону стола гвардейца и Жирко поглядывала. Эти двое точно нашли общий язык и никуда не торопились. Однако уже к вечеру Жирко уехал, а гвардеец остался у таверны. Он, казаось, слонялся без дела. То у плетня стоял, то со старухой Серпентой любезничал, то под ёлкой толстую книгу читал.

Вечером гостей прибыло, я с ног валилась и ничего не успевала. Даже один раз отхватила подзатыльник от Матушки Скрыни за нерасторопность. Голова шла кругом, перед глазами так и мелькали горы тарелок с объедками, куриные ножки на противне, жухлые салатные листья, тушёная фасоль с говядиной, надкусанные пирожки с капустой. Мина и я не справлялись, а Крыся куда-то запропала. Матушка Скрыня сама стала подавать кушанья, а одну из девах, косоглазую Жанетку, пристроила посуду мыть.

Наконец село солнце, гости разъехались, кто не остался на втором этаже с девахами. Несколько кутил всё ещё сидели за столами, высоко поднимая кружки за здоровье Его Величества Хенрика. Но им новых блюд не готовили, носили остатки пиршества.

Всю посуду перемыли за полночь. Я подмела полы в обеденном зале и поскребла столы, но уже без особого рвения. На втором этаже всё еще было шумно, а зал опустел. Я решила сбегать на озеро, на мне от дневного пота сухой нитки не было. Схватила чистую рубашку и полотенце, думала ушмыгнуть от Матушки Скрыни. Не тут-то было.

– Стой, вертихвостка окаянная, – рыкнула Матушка, – куда собралась, на ночь глядя? Коли на потрахушки с каким гостем заезжим, так знай, что половинная доля моя.

– Бог с вами, Матушка,– говорю, – и в мыслях не было.

А самой так противно стало, что и купаться расхотелось. Матушка Скрыня совершенно в людях не разбиралась, как только могла подумать такое обо мне? Вот нарочно обидела. Слёзы на глаза навернулись, но я закусила губу и посмотрела на Матушку так злобно, что она опешила и ответила:

– Ну, иди, куда шла. Драконий хвост с тобой.

Знакомая тропинка к озеру была широкой, натоптанной. По ней на водопой коней водили, да и купаться бегали. Пройдя её до половины, я свернула между деревьями. Я в лесу знаю каждый кустик, за полгода службы в таверне изведала все тропки, а какие-то и сама протоптала.

 Тихо в лесу ночью, отсюда даже ржание коней на привязи не долетает. Еловые лапы низко висят. Спрятаться мне бы здесь, чтобы не нашёл никто: ни Матушка Скрыня, ни голодные гости, ни Жирко с насмешками, ни господин гвардеец со своим пристальным взглядом.. Кстати, куда он подевался? Я и не заметила, когда он уехал. Да и эльфийская праматерь с ним!

Впереди заблестела вода безымянного озерца, которое я любила не меньше, чем Серебрянку в отцовском именье. Несмотря на то что тут рыбачили все, кому ни лень,