— Не могу представить, чтобы она так поступила, — осторожно произнесла я, думая о том, что́ мне известно о Дженни Шеферд. Двенадцать лет, красивая, прилежная, всегда готовая улыбнуться. В ней не было и намека на бунт, никакой злобы, которую я наблюдала у некоторых девочек постарше, похоже, находивших мстительное удовольствие в огорчениях, причиняемых своим родителям. От тревоги за нее, от ужасающе знакомых слов — два дня как пропала — у меня перехватило горло, и мне пришлось откашляться, чтобы спросить:

— Вам удалось заставить их принять ваше заявление?

Он безрадостно рассмеялся.

— О да. Они отнеслись ко мне всерьез, как только прибежала собака.

— Собака?

— В субботу вечером она повела на прогулку собаку. У нее маленький уэсти… уэст-хайленд-терьер… и одна из ее обязанностей — дважды в день его выгуливать; отказаться от этого она может только по очень веской причине. Это стало одним из условий приобретения собаки. Она должна была нести за нее ответственность. — Он осел на подоконник, как от внезапного удара. — И она все выполняла. Она так хорошо ухаживает за этим животным. Без звука выводит его на прогулку и в плохую погоду, и рано утром. Полностью предана своему питомцу. Поэтому как только я увидел эту проклятую собаку, я понял: с дочерью что-то случилось. — У него перехватило дыхание, он сморгнул слезы. — Мне не следовало разрешать ей ходить одной, но я думал — ей ничто не угрожает…

Он закрыл лицо руками, и мы с Элейн ждали, пока он придет в себя, не желая вторгаться в его личное горе. Я не знала, о чем думала Элейн, но для меня это было совершенно невыносимо. Спустя мгновение тишину помещения разорвал звонок, возвестивший окончание урока, и Шеферд вздрогнул, придя в себя.

— Значит, собака домой вернулась? — подала я голос, как только звонок отзвенел.

Секунду отец Дженни казался озадаченным.

— О… да. Это случилось около одиннадцати. Мы открыли дверь и увидели его.

— Он был с поводком?

Я увидела, что они оба подумали, будто я сошла с ума, но мне хотелось знать, не спустила ли Дженни пса с поводка, а затем потеряла его. Она допоздна искала его, и с ней мог произойти несчастный случай. С другой стороны, не исключено, что она выпустила поводок из рук… особенно если кто-то заставил девочку это сделать. Ни один истинный любитель не позволит своей собаке бегать без присмотра, волоча за собой поводок: он легко может в чем-то запутаться и причинить собаке вред.

— Не помню, — в конце концов ответил мистер Шеферд, в недоумении потирая лоб.

Элейн продолжила свой рассказ:

— Майкл… мистер Шеферд… лично поехал в полицейский участок и попросил их о расследовании, и наконец-то, около полуночи, они начали заполнять все требуемые бумаги.

— А к этому времени она отсутствовала уже шесть часов, — вставил Шеферд.

— Это смехотворно. Неужели они не знали, как важно быстро найти пропавшего ребенка? — Я не могла поверить, что они так медлили и ждали, чтобы принять его заявление. — Первые двадцать четыре часа критические, жизненно важные, а они упустили четверть этого срока.

— Я не знала, что вы так осведомлены, Сара, — с тонкой улыбкой заметила Элейн, и я легко поняла выражение ее лица: «Заткнись и слушай, глупая девчонка».

— Полицейский вертолет поднялся около двух часов ночи, — продолжил Майкл Шеферд. — Они использовали камеры инфракрасного видения для обследования леса, где она обычно выгуливала Арчи. Мне объяснили, она будет светиться даже сквозь кустарник благодаря теплу тела, и они ее заметят. Но ничего не нашли.

Значит, либо ее там не было, либо ее тело больше не излучало тепло. Не нужно быть специалистом, чтобы понять сказанное.

— Они говорили, будто на выслеживание беглянки требуется время. Я сказал им, что она не сбежала. Не найдя ее в лесу, они начали просмотр видеозаписей камер слежения на ближайших вокзалах, чтобы выяснить, не поехала ли она в Лондон. Она бы этого не сделала. При каждой поездке туда Лондон ее пугал. В прошлом году, когда мы ездили за подарками к Рождеству, она ни на минуту не отпускала моей руки. Толпа была очень плотной, и она боялась потеряться. — Он беспомощно перевел взгляд с меня на Элейн и обратно. — Она где-то там, а они ее не нашли, и она совершенно одна.

Сердце у меня сжалось от сочувствия к нему и его жене, к их переживаниям, но в голове все еще прокручивались его слова, и я сочла нужным задать возникший вопрос:

— Почему не было обращения? Разве они не должны опрашивать население, не видел ли ее кто-нибудь?

— Они решили выждать. Они заверили нас, что сначала поищут сами, прежде чем им придется заниматься ошибочными опознаниями и общественность начнет свое расследование, путаясь у них под ногами. Мы хотели сами отправиться на поиски, но полицейские остановили нас, убедив находиться дома, на случай если она вернется. Теперь я просто не верю, что она сама, без посторонней помощи, войдет в дом. — Он запустил пальцы в волосы и сжал голову. — Вчера они искали вдоль реки, у железнодорожной линии рядом с нашим домом, обследовали водохранилище поблизости от трассы А-3 и лес, но так и не нашли ее.

Я невольно подумала, отдает ли он себе отчет в том, какой страшный смысл стоит за перечислением мест, на которых сосредоточилась полиция. Что бы ни думали родители, полицейские, похоже, ищут тело.

* * *

Незаметно я добралась до опушки леса. Прибавив скорость, я прошмыгнула между двумя дубами, следуя по едва заметной тропинке, которая почти сразу раздвоилась. Справа я увидела шоколадно-коричневого лабрадора, который летел на меня, таща за собой субтильную пожилую женщину в девственно-чистых слаксах и при полном макияже. Непохоже, будто такую собаку можно легко напугать, но я все равно свернула на левую тропинку, убегая прочь от возможных людных мест. Выбранный мною путь сулил большие трудности. Он вел в глубь леса, где тропки становились узкими и крутыми и норовили неожиданно исчезнуть в путанице ежевики и буйно разросшихся кустов. Владельцы собак предпочитали выгуливать своих питомцев по дорожкам рядом с шоссе, хорошо утоптанным и широким. Подобная дорожка не помогла бы мне справиться с тягостным напряжением, которое весь день настойчиво и неумолимо напоминало о себе монотонной, тупой пульсацией в голове. Я направилась вверх по холму, думая об отце Дженни.

Тишина классной комнаты снова нарушилась, на сей раз шарканьем ног за дверью, перестуком шагов в коридоре и голосами. Одноклассницы Дженни, восьмой «А». Раздался смех, и Майкл Шеферд дернулся.

Я впустила их, попросив побыстрее рассаживаться. Глаза у них округлились от любопытства при виде директрисы и кого-то из родителей, это было гораздо интереснее обсуждения «Джейн Эйр». Майкл Шеферд расправил плечи, словно готовясь к раунду на боксерском ринге, и взглянул на сверстниц своей дочери. Роль жертвы ему не шла. В школу его привело желание хоть что-то сделать. Он не стал дожидаться полиции, он поступит так, как считает правильным, а разбираться с последствиями будет потом.