– Наверное, мне надо уйти, – растерянносказала Таня, – уж извините, что свалилась вам на голову. Еще раз простите. А…а не дадите мне стакан воды? Очень пить хочется.

Я быстро сбегала на кухню и принесла бутылкуминералки.

– Ой, зачем такую дорогую? – испугаласьТатьяна. – Сошла бы и из-под крана.

Похоже, беднягу на самом деле мучила жажда –гостья в несколько глотков осушила бутылку и вытерла губы тыльной сторонойладони.

– Ну спасибо! Теперь и есть расхотелось.

Я невольно задержала взгляд на изящной кисти,кожа которой была покрыта цыпками, и помимо воли спросила:

– И какие у вас дальнейшие планы?

Таня переступила с ноги на ногу.

– Ну… на работу наймусь… Я много чего умею –штукатурить, плитку класть, даже с сантехникой справлюсь, унитаз там установлю,раковину повешу, стиралку подключу… Не пропаду! Пока в поезде ехала, народговорил, что в Москве много домов возводится, так что где-нибудь устроюсь.

– У вас есть деньги? – поинтересовалась я.

– Вообще-то, если честно, в дороге я немногопоиздержалась, – призналась Татьяна. – Поезд был не скорый, на каждой станциитормозил, поэтому четверо суток до столицы тащился. Я думала, сэкономлю, билетна экспресс дороже, но получилось наоборот. Питаться-то надо! Уж когда в Москвуприбыли, я сообразила: а как в Мопсино добраться? На электричке можно зайцемдоехать, но в метро без оплаты не пустят… Огляделась по сторонам, увидела, чток ларьку машина с пивом прибыла, ну и предложила свою помощь по разгрузке. Мнепятьдесят рублей дали. Предлагали еще и бутылку, но я не пью. Хватило и наметро, и на билет до Мопсина, а вот на воду уже не осталось.

– Раздевайся и иди на кухню, – улыбнулась я. –Или хочешь сначала в душ?

– Вы чего, меня в гости зовете? – округлилаглаза Таня. – Мне заплатить нечем!

– Мы комнаты не сдаем, – возразила я, – гостейдаром пускаем.

После того как Таня вымылась и поела, онасловно помолодела лет на десять. А когда я дала ей старое домашнее платье Юли,стало понятно, что вид дамы предпенсионного возраста ей в основном придавалнеуклюжий наряд. Оставалось лишь удивляться, где Привалова раздобыла жуткоепальто, шапку и ужасную темно-синюю хламиду с нагрудным карманом, котораяобнаружилась под верхней одеждой. В симпатичном платье, давно надоевшем женеСережки, Татьяна превратилась почти в красавицу. Лицо осталось прежним, сввалившимися щеками и курносым носом, зато фигура была выше всяческих похвал:стройная, с осиной талией.

Быстро поглощая бутерброды с колбасой, Таня рассказаласвою историю.

Ее отец, Федор Сергеевич, работал в НИИ, мать,Ирина Павловна, в отличие от мужа, кандидата наук, была простой лаборанткой вполиклинике. Она постоянно болела и в конце концов скончалась. Вдовец горевалнедолго – не прошло и трех месяцев, как он женился на своей коллеге с необычнымименем Иветта.

Близким друзьям, несколько шокированным такимоборотом дела, Федор Сергеевич сказал:

– Таня школьница, один я ее не подниму,бросить работу и заняться воспитанием дочери не могу. А у Веты есть сын, Миша,он совсем маленький. Ясен расклад?

Иветта в одночасье ощутила себя хозяйкойбольшого дома, который ее муж получил в наследство от первой супруги, и началапеределывать жилище по собственному вкусу. Двадцатипятиметровую детскую Танечкиперегородили стеной. В большей части, с окном, поселили Мишу, в меньшей, бездневного света, – Таню. Вета очень оберегала покой мужа, поэтому если дочьпыталась прорваться к отцу с тетрадками или дневником, мачеха твердо говорила:

– Не сейчас! Папа хочет отдохнуть.

Пока Таня училась в четвертом, пятом, шестомклассах, она не задумывалась о своем положении, но, чуть повзрослев, вдругзадалась вполне естественными вопросами. Почему она спит на раскладушке вдушной каморке, а Миша на удобной кровати в просторной комнате? Отчего ей давноне покупали новой одежды? Все платья стали девочке малы, юбки коротки донеприличия, а рукава едва закрывали локти. У отца нет времени на общение сродной дочерью, но с пасынком Мишей он часто ездит на рыбалку… Таню ругают зачетверки, а брата хвалят за тройки… Справедливости ради следует отметить, что ипри жизни Ирины Павловны Федор Сергеевич мало интересовался дочерью. Приваловыне ходили совместно в театр, не принимали гостей и не обсуждали сообщавозникшие проблемы. Мама и Танечка были сами по себе, папа предпочитал проводитьвечера в одиночестве, в кабинете. Если дочь просовывала в комнату голову ипыталась затеять с отцом разговор, как правило, она слышала в ответ строгоезамечание:

– Татьяна, не мешай мне работать.

Федор Сергеевич всегда произносил эту фразу,даже когда лежал на диване с газетой. Но у девочки была мама, которая хоть и непроявляла особой ласки, но решала ее проблемы. Когда Тане исполнилось семь лет,она тяжело заболела и почти два года не могла справиться с недугом. За партуона села в девять и оказалась самой старшей среди детей. Училась онапосредственно, и Ирина Павловна только вздыхала, подписывая дневник, а отец ееоценками вообще не интересовался. С появлением мачехи Федор Сергеевич сталнападать на дочь, тогда Танечка, чтобы понравиться папе, совершила почтиневозможное – начала получать хорошие отметки. Но он сердито откладывал еедневник и недовольно бухтел:

– Ни одной пятерки! Стыд и срам!

Ну почему отец не замечал стараний дочери?Отчего требовал невыполнимого – пятерки по алгебре? Танюшка ведь еле-елеосвоила таблицу умножения!

Так девочка и мучилась. А несколькоповзрослев, пришла к отцу и вывалила свои претензии.

Федор Сергеевич обомлел, потом попыталсявразумить Таню.

– Как тебе не стыдно! Миша сирота, у него нетотца, он пришел в чужой дом, ему надо создать лучшие условия.

– Но я тоже сирота, – возразила Таня, – и внашем коттедже много места. Вета занимает половину второго этажа, у нее враспоряжении спальня, кабинет и гостиная. Если она так любит сына, могла бывыделить ему одну из своих комнат. Зачем было мою детскую перегораживать?

– Не думал, что ты такая эгоистка! –возмутился отец. – Теперь об одежде и рыбалке. Мы не так уж много с Ветойзарабатываем и содержим двоих детей. Прорва денег на шмотки уходит! И неужелитебе интересно ловить рыбу? Это мужское хобби.

– Но Вета себе каждый месяц то юбку, то блузкушьет, – стояла на своем Таня, – а я два года в одном платье хожу!