— Одно? Одно? Твари, пришедшие за нами — чуют, и идут на силу. Прорехи постоянно открываются, и тех, кого уже упустили — достаточно, и…

— …и у нас один артефакт на двоих, наполовину разряженный! Одна фляжка с водой и одна змея на ужин!

— Ты должен следовать правилам!

— Разожги огонь сам, — он подопнул к нему деревянную палочку и дощечку — всем постам в лагере выдали такие. — А я посмотрю, как у тебя получится!

— Свен! И вчера у меня получилось.

— К утру, — парировал он саркастично. Вчера у него отмерзла спина и зад — ночи в пустыне холодные. — И есть было нечего.

— Дневная норма пайка выдается всем.

— Жрать коренья, выкопанные из песка и сушеные куски «непонятно чего», которые эти местные «животные» выдают за еду?

— Они — люди! — припечатало это недоразумение. — У них есть язык, и это их мир!

Он скабрезно хмыкнул. «Животные» — и его никто не переубедит. Пусть и на их гортанном языке они называли себя «А — а — ллари». Это не делало их равными.

— Это их мир, а теперь и наш. Наш. И пора привыкнуть к этому. Другого мира не будет. Мы должны защищать… беречь, чтобы не повторилось…

— Мир нужно сначала завоевать, — парировал он сухо. — Выжечь дотла. Огнем и мечом, если не работают чары — у нас достаточно артефактов, которые работают в этих условиях. И потом, если мы позволим — эти «животные» будут жить…

— Это мы пришли сюда незваными, мы привели тварей…, маги латают Грань, и залатают, — закончил Блау угрюмо с уверенностью, подняв голову к небу, где вспыхивало серебристыми нитями алое кольцо прорыва. — Это сейчас чары не работают, но это исправят… Здесь другие силовые потоки, здесь нельзя черпать, как у нас…

— «У нас» больше нет, — он рубанул ребром ладони по шее поперек, — нет, всё, кончились… сдохли… сейчас или мы или нас, никаких переговоров…

— Местные не причинили нам вреда…

— У них есть еда, — он вытянул стрелу из костра и втянул носом воздух — пахло мясо божественно. — И они должны поделиться. У них есть еда, — бросил он весомо, покосившись на полоску мяса, которая почти подрумянилась. — Они животные — и у них есть еда. Нужно забрать еду у «животных».

— Они и так поделились с нами всем. Показали источники воды! Поделились пищей! Показали пустынные тропы в обход зыбучих песков!

— Они — животные, — повторил он терпеливо и очень медленно. — У них есть еда. Туземцев все равно придется зачищать рано или поздно. Маги не удержат прорыв — рано или поздно, — он ткнул пальцем в небо, где раскручивалась красная воронка, прошитая молниями. — И тогда встанет вопрос — уберечь лагерь и направить прорыв в сторону… или … умереть самим. Выбор — очевиден, — он оторвал кусок — обжегся, охнув, и тут же заглотил, почти не жуя. — Если твари Грани хотят жрать — нужно накормить их!

— Ал — лари не еда! Они имеют больше прав на этот мир, чем мы, и…

— … и ты просто хочешь трахать свою туземную девку, которая тайком таскает тебе еду под подолом из деревни, — закончил он саркастически и сыто рыгнул. — Донесешь на меня — и я донесу, что каждую вторую ночь ты бегаешь к своей пухлощекой зазнобе. Туземные замарашки ничего так, в постели?

— Заткнись!

— Это дикие аборигены, которые даже не владеют силой. Хотя… двадцать декад без женщины… — он причмокнул губами, — но я бы предпочел лагерных. Сиры, хоть и поистрепались, всё же остаются сирами. Если задрать подол наверх и раздвинуть ноги — там всё одинаковое… Каждой Ляди выдали артефакт, который должен принадлежать охране, но заряд не бесконечен, — он облизал губы, — и, когда накопители иссякнут, значение будет иметь только одно — у кого оружие — тот и сверху.

— Рядовой Свен, как вы смеете!

— То, что ты развлекаешься и трахаешь животное… вкусы Высших всегда были… особенными… Хотя твоя туземная замарашка даже слова не скажет понятно, вы и не разговариваете, не так ли? Зачем говорить, когда можно трахать молча …

— Я вызываю тебя! — Малец сжал кулаки и шагнул вперед. — Ты ведешь себя, как отщепенец, а не как легионер! Ты позволяешь себе высказываться в отношении женщин…

— Легионеры остались там, Блау, — он ткнул грязным пальцем в небо. — Так же, как Высшие и сиры. Ты — никто. Такой же, как я, но в отличие от тебя, я хотя бы могу добыть себе ужин, — он хмыкнул.

— Завтра тебя ждет трибунал, Свен. Я долго терпел твои выходки! — голос «сирёныша» дрожал от гнева, но ему было все равно.

Совершенно всё равно. У него почти не осталось времени.

— Знаешь, почему ты ещё жив? Почему я не развернул тебя задом, не содрал штаны и не оттрахал до смерти так, как ты того заслуживаешь? — спросил он, лениво отодрав зубами ещё один кусок жесткого мяса. — Потому что ты не годишься даже для этого. Ты — ничто, и — никто. Это дивный новый мир, в котором все равны.

В глазах мальца Блау вспыхнула ярость, настолько яркая, что он на миг спутал отблески костра со вспышкой внутренней силы… не может быть…

«Сирёныш» заревел и кинулся на него, снес своим весом, и рванул древко на себя… мясо… драгоценное мясо улетело куда-то в песок, за круг света… и — тогда взревел он — вывернул, заломив запястье, выхватил стрелу, и со всей силы всадил наконечник прямо в глаз.

Потом выдернул, и ударил ещё раз — пробив грудь на ширину ладони.

***

Костер трещал. Прохладный ветер трепал сальные, давно не видевшие воды и душистого мыла, грязные волосы, которые повисли сосульками. Он, прикрыв глаза, наблюдал, как медленно вращаясь над лагерем раскручивается «алый цветок Ока».

Идиоты.

Больше не было Высших и больше не было Низших. Отсутствие силы уравнивало всех. Этот прорыв им не сдержать — слишком мало осталось артефактов, слишком просели уровни в накопителях. Это понимал даже он.

И именно поэтому присоединился к военной фракции. Мнения Трибунов разделились. Одни — ратовали за «дивный новый мир».

— Ходить не касаясь песка, — хмыкнул он тихо.

Вторые — смотрели на вещи трезво. Им — не выжить. И эту — седьмую по счету прореху Грани им не закрыть. Поэтому — нужно перенаправить «Око» на местных… «животных». Кому сдались эти туземцы, которые не имеют и крупицы силы, питаются кореньями, и ходят в обносках? У них даже денег своих нет!

На их гортанном языке аборигены называли себя Аа-А-лари, изъяснялись жестами, и были крайне настороженными. Ни деньги, ни драгоценности не вызывали у них никакого интереса — дикий мир и дикие народы.

Он был согласен — туземцев нужно уничтожить. Выжечь огнем и мечом. Это теперь их — мир. И у них осталось всего пару восходов — до того, как откроется новый прорыв. И… до того, как маги найдут решение.

Первыми это обнаружили дети. Свен прищурился, вспоминая стайки ненавистных мелких спиногрызов, которые носились по лагерю. Каждый из которых получал лучшую пайку, чем взрослые, те, кто несли службу, те, кто ночью был вынужден, как нищий голодранец ползать по песку, собирая ветки для костра, и свежевать змей. Детей охраняли и берегли — и они были более восприимчивы к миру.