Мрачные воспоминания угрожают настигнуть меня вместе с нескончаемыми раскатами грома, сердитыми и оглушительными. Они обступают меня со всех сторон, прошивают насквозь. Воздух тяжелеет, наливаясь обещанным потопом, и я сбавляю скорость, в то время как мой пульс совершает обратное.

На этот раз он узнает мою машину, и я, намертво прикованная к нему взглядом, ловлю тот самый момент, когда до него доходит. Вот именно, доходит. Он дергается, отступая назад, еще до того, как видит мое лицо. Я сворачиваю на противоположную полосу и останавливаюсь в нескольких шагах от него. Его глаза, даже прищуренные, такие же пронзительные, как в тот последний день в суде. Взгляд жесткий. Холодный. Полный того, чего я бы предпочла не видеть ни тогда, ни сейчас.

Я сглатываю.

– Тебя подвезти?

Капля пота собирается и стекает по моему виску, и я чувствую, как он следит за ней взглядом. Хотя над головой нависают грозовые тучи, ни дуновения ветерка не пробивается сквозь густую влажную жару. Он все еще смотрит на меня, молчит, когда небо с треском разверзается.

Дождь обрушивается жирными, жалящими каплями, и они пулями шлепают по капоту Дафны. Еще несколько секунд – и он промокнет насквозь. Минуты – и вода хлынет вдоль обочин дороги. Через час, если дождь не прекратится, целые участки земли будут затоплены. Треск ярко вспыхивающей в небе молнии обещает, что раньше это не закончится.

– Просто подвезу, – говорю я, но все гораздо сложнее. Мало того что он смотрит на меня, как на сбитое автомобилем животное, моя семья пришла бы в ужас оттого, что я приглашаю его в свою машину, и даже трудно представить, что подумает его семья о нашей совместной поездке. Я вдруг ловлю себя на мысли, что мне не очень-то хочется, чтобы он принял мое предложение. Мы в полушаге друг от друга, и я не знаю, как звучит его голос. Не думаю, что когда-либо его слышала, да мы и не встречались вот так, лицом к лицу.

– Ты хочешь, чтобы я сел в твою машину? – кричит он, перекрывая шум дождя, как будто я предлагаю ему не только посмотреть, но и съесть сбитого на дороге зверя. – С чего вдруг?

Я вжимаюсь в спинку сиденья, жалея, что не могу спрятаться за ней, чтобы никто и никогда не смотрел на меня так, даже если этому есть оправдание. Как много всего я не могу ему сказать, не знаю, как сказать, поэтому говорю самые простые и честные слова, что приходят на ум.

– Не хочу, чтобы ты тащился под дождем.

Вспышкой – быстрой, как молния, – настороженность в его глазах сменяется чем-то другим, от чего у меня перехватывает дыхание. Он задерживает на мне взгляд, а потом делает шаг, другой, обходя машину спереди. Торопиться ему некуда – он уже вымок до нитки. У меня нет ни полотенца, ни тряпки, чтобы застелить сиденье, но мне все равно. Он забирается внутрь через пассажирскую дверь и захлопывает ее с такой силой, что я вздрагиваю и даже не пытаюсь это скрыть. Впрочем, дверь здесь ни при чем.

Хит Гейнс в моей машине.

Я снова трогаюсь с места – плавно, так что мотор не глохнет. Если я что-то усваиваю, то уж навсегда.

– Можешь высадить меня у гаража на Мейн. – У него низкий голос, и я слышу протяжные звуки, прежде заглушаемые дождем. Такая манера речи выдает в нас обоих жителей Техаса. Я убеждаю себя в том, что хрипотца в его голосе – от долгого молчания, а вовсе не оттого, что ему неприятно говорить со мной; но он не смотрит на меня, а я могу видеть его только краем глаза. – Им не впервой буксировать пикап Кэла.

– Я помню, как часто он ломается, – успеваю я брякнуть, не подумав. И тут Хит устремляет взгляд на меня. Чувство вины сковывает смирительной рубашкой. Это не внове – в отличие от боли, которая пронзает меня после такого нелепого признания.

Я толком не знаю Хита, а его старшего брата – и того меньше. Кэл и Джейсон были осторожными соперниками в старших классах и стали друзьями, только когда оказались соседями по общежитию на первом курсе Техасского университета. Несколько раз, преодолевая шестичасовой путь, они приезжали домой из Остина вместе с девушкой Джейсона. Кэлвин казался мне славным парнем, когда бывал у нас в эти дни. Всегда называл мою маму «мэм», а отца – «сэр». Суетился вокруг австралийского попугая моей младшей сестры Лоры, чем заслужил ее вечную преданность – выше той, что полагалась ему как другу Джейсона. Он даже позволил мне сесть за руль его пикапа в тот день, когда я получила водительское удостоверение, а Джейсон не хотел отдавать ключи от своей машины. Кэлвин тогда сказал мне, чтобы я ни о чем не переживала, что при желании могу врезаться в дерево и любой ущерб просто добавит характера уже битому-перебитому грузовику. Он позволил мне доехать до самого катка, чтобы перед началом смены у меня осталось время покататься на коньках.

Я не врезалась в дерево ни тогда, ни сейчас.

Не упоминая о Джейсоне, я рассказываю эту историю Хиту. Чем больше я говорю, тем сильнее щиплет глаза, и вот уже дорога передо мной расплывается, хотя «дворники» лихорадочно скользят по лобовому стеклу. Я подъезжаю к знаку «Стоп»; ни одной машины в поле зрения. Автомастерская маячит впереди. До меня доходит, что Хит вот-вот выйдет из машины и, возможно, я больше никогда его не увижу. Я двигаюсь через перекресток и въезжаю на парковку. Мои глаза полны слез, когда я поворачиваюсь к нему.

– Мне очень, очень жаль твоего брата. – Я впервые произношу это, вслух или про себя. Все, что случилось с Кэлвином, связано с Джейсоном, и до этого мгновения, до этой вспышки памяти я не догадывалась о том, что могу сочувствовать одному в ущерб другому. Я не позволяла себе даже пытаться это делать.

Хит медленно переводит взгляд на меня, и, когда наши глаза встречаются, я вижу боль, такую сокрушительную, что слеза скатывается по моей щеке. Я не смахиваю соленую каплю.

Он отворачивается от меня и смотрит в лобовое стекло, а потом опускает голову и стискивает зубы. Я подавляю желание отпрянуть и прижаться спиной к двери. Не потому, что физически боюсь Хита. Меня больше пугает то, что он может сказать и что его слова разорвут меня в клочья, если он того захочет.

Он оглядывается на меня, чуть поворачивая голову. Боль и все другие чувства исчезают, прячась за выражением лица, бесстрастным и непроницаемым настолько, насколько эмоциональным и незащищенным выглядит мое лицо.

– Спасибо, что подвезла.

Он открывает дверь и ступает под дождь.

До ледового катка «Полярный» я добираюсь на автопилоте. Джефф, мой менеджер, бросает на меня странный взгляд, когда видит, как я вхожу в дверь.

– Тебя сегодня нет в расписании, – произносит он с укором, отчего взвивается на несколько октав его все еще мальчишеский голос, хотя редеющие рыжие волосы и блеклое морщинистое лицо говорят о том, что ему чуть за сорок.

Несколько человек из очереди за браслетами тоже поворачиваются ко мне. Я стараюсь почти везде держать голову опущенной, но особенно на работе, где вынуждена носить бейдж. Не все узнают меня с первого взгляда, но стоит добавить имя к смутно знакомому лицу, и шепот разносится по катку быстрее, чем лесной пожар. Маленькие городки – а техасский Телфорд с населением менее десяти тысяч определенно относится к таковым – замечательны, пока их достоинства не оборачиваются недостатками. Я задерживаю дыхание под прицелом устремленных на меня глаз, но сегодня окружающие лишь хмурятся, разглядывая мой вполне безобидный облик, и теряют ко мне интерес.