– Один рот ничего не изменит в существующем положении дел, – половой, оказавшийся хозяином заведения, опять улыбается, на этот раз печально. – Ваше присутствие нисколько меня не стеснит, а предложенная помощь может оказаться кстати. Платить работникам я решительно не в состоянии, а иногда сил одного меня просто не хватает на все, особенно если зайдет посетитель.

Оставалось только кивнуть и представиться. Мой новый хозяин назвался Макаром Андреевичем. Через десять минут я получил штаны и косоворотку, переоделся на втором этаже в отведенной мне комнате и приступил к работе: вымыл тарелку, из которой только что поел. Через полчаса накормил теми же щами пятерых простого вида мужчин – работников с пристани, что буквально в двух шагах вниз по переулку. В аккурат на пятачок получили мы от них выручки. А вообще-то было скучновато. Действительно – не идет сюда народ.

Чуть погодя появилась пара совсем молодых людей – парень в гимназической шинели и девушка в строгом платье с фартуком, поверх которого накинуто пальто форменного вида. На мою попытку усадить их за стол они рассмеялись и умчались наверх. Понятно, живут они здесь.

Вернувшийся Макар Андреич рассеял мои сомнения:

– Брат с сестрой вернулись с занятий. Их гимназии по соседству и уроки завершаются одновременно.

* * *

Сидеть просто так в пустом зале было скучно, а впечатлений на сегодня мне уже достаточно. Пустая же кухня с котлом горячих щей на плите навевала тоску. Макар, найдя, на кого оставить эту тоскливую картину, колол дрова на заднем дворе, а я, обнаружив бочку селедки и ларь с картошкой, отыскал горчичный порошок и растительное масло с уксусом. Привычно освободив нарезанные ломтики от шкурки и костей, замариновал жирную мясистую рыбку в горчичном соусе. Вечером случается, что несколько посетителей могут по чистой случайности оказать честь нашему убогому заведению, как сказал хозяин. Как раз рыбка пропитается и дойдет до кондиции.

Потом посмотрел на корзинку яиц – и смешал майонез. Кто застал период перед развалом СССР и помнит волну непредсказуемых дефицитов, может помнить и этот немудреный рецепт, главное правило которого – мешать всегда в одну сторону. Прямо скажу, занятые руки отлично прогоняют из головы дурные мысли, в чем я в настоящий момент остро нуждаюсь. Отварить свеклы, отыскать головку сыра и соорудить селедку под шубой вообще получилось на автомате, только с крошением сыра поступил не по классике – не сумел отыскать терку. Я его ножом напластал на доске, а потом досек до кондиции, благо он оказался достаточно твердым и не слишком прилипал к лезвию. Потом сверху спустились переодевшиеся в русские костюмы гимназисты с гитарами и принялись за исполнение песен, направляя голоса в по-прежнему распахнутую на улицу дверь. Такая вот немудреная попытка зазвать посетителей. Ну не кричать же призывы с крыльца, как у балагана на ярмарке!

А все равно никто сюда не заглядывает, вот и весь сказ. И что ты будешь делать? А ведь ходят мимо вероятные клиенты! Что обидно, голоса у молодых людей прекрасные, звучат чисто, и играют ребята великолепно, а вот как-то никого это за душу не берет.

Чу! Слова знакомые, а в мотиве – явно не то! «Утро туманное» звучит абсолютно не так, как я привык реветь его за столом, когда с большим удовольствием драл глотку во хмелю да в хорошей компании старых друзей. Пошел разбираться.

Как все запущено! Мне показали ноты, в которых я ни петь, ни читать, и наизусть знакомый текст, принадлежащий перу, как выяснилось, Тургенева. Фамилия же композитора мне вообще незнакома. Напел я старую добрую песню, которая считается романсом, так как знал с самой что ни на есть юности. Мой вариант ребятам понравился значительно сильнее исходного. Да и нет там ничего сложного, это не загогулистая «АББА», из мотивов которой кроме припева шлягера про деньги мне отродясь ничего не давалось.

Аккомпанемент они подобрали на слух и немного порепетировали – душевно получилось.

Потом я спел им «Окрасился месяц багрянцем», «Огней так много золотых» и «Мохнатый шмель». Больше из старинных народных песен мне так сразу ничего не вспомнилось, и я до кучи выдал стройотрядовскую «пиратскую» – «Наш фрегат давно уже на рейде». Молодежь схватывала на лету и освоила все с первого раза. Только успели переписать тексты, как Макар отвлек меня от общения с талантливыми юными созданиями – надо было обслужить группу «товарищей» в пронзительно смазанных сапогах, требовавших выпить и закусить как следует. В них вся моя селедка и ушла. И та, и другая.

Началось с простейшего вопроса:

– Голубчик, а вот это, вот то, что вы нам сейчас подали, это что оно такое?

– Селедка под шубой, сударь.

– Почему под шубой? Зачем под шубой? Васькин, вы это слышали? Да отчего же под шубой?

– Под какой шубой?

– Под боярской шубой, милостивый государь.

– Тогда неси еще, да поскорее.

Спросите, как я успевал? Ну да, не мальчик уже, чтобы носиться как угорелый. А вы помните Бэрримора из фильма про собаку Баскервиллей? Да кто же его забудет! Так вот, замените слово «сэр» на слово «сударь» – все становится на свои места. Остается копировать ухватки британского дворецкого и его манеру излагать – и все довольны.

Кажется, затолканные в карман моего передника чаевые несколько превысили размер выручки. Не знаю – я их не считая Макару отдал… Андреичу. Он-то другую компанию обслуживал и крутился как наскипидаренный. Всего-то господин заглянул с дамой, а требования – что тебе граф с графиней. И то им вино не то, и еще что-то по-французски, но насчет погонять «человека» – это они мастера.

Собственно, больше никого и не было, но хозяина они умотали до жалобного взгляда. Не то, что оказавшие нам честь своим посещением купеческие приказчики, завернувшие сюда по пути с пристани. Этим – лишь бы в графине не пересыхало. А уж и огурчики, и капустку квашеную, и кашу… эту… не помню названия, что Макар готовил-старался, все прибрали. Про осетринку и про икорку молчу – ими ребятишки разминались. Подчистую выгребли, что было наготовлено, и тут же попадали лицами… нет, не в салат – тарелки выхватывать я успевал.

Варенька принесла милые такие подушечки-думочки. Вот их-то мы с братом ее Игорьком и протолкнули в пространство между столешницей и щекой почивающих господ. Ворочать этих кабанчиков я просто не решился, да и девать их нам было решительно некуда. Пускай проспятся. А мы закрываемся на сегодня.

Макара я отправил отдыхать – он молодой, ему сон важен. А я по-стариковски высыпаюсь за четыре-пять часов. Гимназистам и подавно пора на боковую – им рано утром нужно вставать и отправляться на занятия.

Пока помыл посуду, пока прибрался – зашевелились гости. Глас естества призывал до ветру то одного, то другого. Выходили они на крепких ногах и больше не возвращались. Наконец, я запер входную дверь уже не в переносом, а в самом что ни на есть прямом смысле, погасил керосиновые лампы и тоже поднялся к себе.

Знаете, поселили меня отнюдь не в каморке под лестницей. Вполне нормального размера комната с кроватью и письменным столом. Мягкая перина, теплое одеяло и чистое белье. Даже ночную рубашку положили и колпак. Горшок под кроватью вызвал невольную слезу умиления. Ну, раз так полагается, буду привыкать к здешним порядкам. Это я не про горшок. Он мне без надобности. Но ночнушку надел и колпак на голову напялил.