правая рука поднялась сама собой и помахала мне перед глазами. Я с трудом повернул голову и сфокусировал взгляд: к руке была привязана веревка. Я попытался развязать ее, но тут и левая рука перестала слушаться, тоже оказавшись на привязи. Проведя взглядом по веревкам, я увидел, что они уходят в черную пустоту посреди потолка. Вдруг веревки натянулись, и темнота потащила меня к себе…

Не знаю, куда меня завел бы этот кошмар, если бы вдруг не раздался настойчивый стук в дверь. Я мигом проснулся и буквально скатился с кровати, в один прыжок оказавшись у входа в квартиру.

Они пришли за мной. Этот день настал. Хоть я и прокручивал в голове этот сценарий тысячи раз, но теперь мигом покрылся липким потом, руки затряслись, а мысли отказывались искать пути побега. Я оказался парализован ужасом.

Из-за двери донесся громкий командный голос:

— Директорат Безопасности, немедленно открывайте!

«ДеБилы». Так я мысленно называл Директорат Безопасности, сокращенно ДБ. Это не полиция, не дружина. Это группа людей, почти религиозно преданных Другу и считающих его благословением всего человечества. И всех, кто с этим не согласен, они стирают в пыль. Своих же. Людей.

Конечно же, пропаганда никогда об этом не расскажет. Для доверчивых масс показывают благостный процесс перевоспитания провинившихся, якобы перемещенных в другие города и страны. Но я-то знал: еще никто из тех, кого забрали, не вернулся. А счастливым картинкам я не верил: Друг может генерировать миллионы сверхреалистичных фото и видео в секунду.

Иногда информация о неподобающих случаях просачивалась в массы. Кто-то умирал от избиений еще до того, как его затаскивали в патрульный аэромобиль. Кто-то сбегал из застенка со следами пыток и успевал засветиться, прежде чем исчезнуть навсегда. Здесь Друг действовал умно: обвинял в произошедшем сотрудников ДБ и показательно наказывал кого-то из них за жестокость. Друг непогрешим и бесконечно рационален, но те, кто ему служит, остаются homo sapiens — импульсивными, жестокими и неисправимо грешными по своей природе.

И они верили! Люди верили! Им этого было достаточно для спокойствия. Никто даже не пытался пошевелить извилинами хотя бы на шаг дальше и спросить себя: а может ли происходить хоть что-то без ведома и разрешения Друга? Без участия того, кто одновременно находится в каждой камере, каждом метафоне, каждом аэромобиле? Даже если ты «крыса» и не пользуешься метафоном, он может считать звук по вибрации стекол в твоей квартире, может подключиться к метафону соседа за стеной… А еще он способен предсказывать поведение людей по анализу их постов в соцсетях, типу темперамента, медицинским данным и особенностям биографии. Поэтому, людей иногда забирают даже до того, как они успели что-то сделать. А только лишь подумали об этом…

Друг все видит, все знает. Он глядит в душу каждого… Так говорит моя мать, прихожанка Церкви Дружбы.

Стук повторился. И тут я понял, что стучат не ко мне, а к соседу. Страх и сонливость усилили громкость во много раз, заставив меня по-настоящему попрощаться с жизнью.

Оглушительный грохот — выламывают дверь. Я жадно прильнул к глазку и увидел, как оперативники, закутанные в броню с пурпурными накидками, разносят в щепки хлипкую деревянную дверь прямо напротив моей квартиры. Затем выводят сгробленного лысого старика со скованными за спиной руками. Следующий за ним оперативник несет под мышкой неопровержимые свидетельства преступления: сборник стихов и пару низкопробных эротических романов, насколько я смог разглядеть обложки.

Я вспомнил о заказе, который вчера получил от Дзеты и ощутил, как холодная рука сжала горло. Я так испугался вчерашней тревоги в центре, что позабыл спрятать его в тайник! А что, если они решат обыскать соседей?

Я замер, стараясь не издавать ни звука. Куртка со свертком в кармане висела прямо передо мной на дверном крючке. Пока я судорожно думал, куда его можно перепрятать, кто-то подошел к моей двери и властно постучал.

Сердце будто пропустило несколько ударов. Вся жизнь пронеслась перед глазами. Все, мне конец.

Нужно открывать. Чем дольше молчу, тем подозрительнее. Они наверняка знают, кто из жильцов дома, а кто нет. Надо открывать…

Глубоко вдохнув, я потянул щеколду, приоткрыл дверь и столкнулся взглядом с оперативником.

Лицо его было будто высечено из камня — массивный подбородок, почти квадртаная челюсть. Серые глаза смотрели сквозь меня — по мерцающему метафону на его виске я понял, что он изучает информацию, подаваемую в мозг этим хитрым устройством.

— Ваше имя, — раздался холодный голос.

— Ро, — еле слышно ответил я.

— Говорите громче.

— Ро!

— Знаете человека, который живет напротив? — оперативник чуть отстранился, позволяя мне обозреть повисшую на одной петле дверь.

— Нет. Видел пару раз, но не общались.

— Почему?

— Не хотелось.

— Почему вы не пользуетесь метафоном?

Я запнулся, тщательно взвешивая каждое слово.

— Наш мудрый Друг говорит, что это добровольно. Я бы не хотел, чтобы мне лезли в мозг.

— Почему? Вам есть, что скрывать?

— Нет. Просто хочу оставаться чистым.

Я поморщился, запоздало поняв, что подобрал не очень хорошее слово. В такой логике получается, что те, кто носит метафоны — не чистые. И оперативник мгновенно это просек. Рука его опустилась к кобуре на поясе.

— Медленно сделайте шаг назад, не совершая резких движений.

Я обреченно выругался про себя и сделал, как велено.

Оперативник вошел, внимательно оглядывая каждый миллиметр моего жилища. При свете дня оно выглядело довольно жалко. Кровать, стол, стул, шкаф с одеждой. Холодильник, забитый едой с истекающим сроком годности, собираемой на фуд-шерингах возле супермаркетов. Единственное, что выделялось — посреди комнаты на крюке, вбитом в потолок, болталась красная боксерская груша.

— Занимаетесь спортом? — усмехнулся оперативник.

— Да, для здоровья, — поспешил ответить я, пряча за спиной руки с покрытыми коркой костяшками.

Думал я лишь об одном: когда оперативник зашел, он прижал входную дверь с висящей на ней курткой к стене. И теперь, когда будет выходить, заметит ли он это? Больше бояться было нечего — как опытный фарцовщик, я железно следовал важному правилу: никогда не хранить товар в жилище.

Оперативник прошелся по комнате, заглянул под стол, пощупал грушу, кинул взгляд на балкон, порылся в шкафу, брезгливо потыкав мою одежду. Вдруг его метафон снова заморгал, оперативник замер, мысленно отвечая на сообщения, и стремительно направился к выходу.

— Ладно, крыса, живи… пока что, — тихо бросил он через плечо.

Я закрыл за ним дверь, задернул щеколду, подошел к груше и обрушил на нее град ударов,