Стало совсем тихо.

«Мирно спит за крепкой стеною, объят тишиною, весь нашгородок», – душевно выводил где-то в ночи неведомый певец – второй раз, набис.

– Ишь заливается, чисто кот-мурлыка на крыше. Сейчасвсе кошки к ему так и сбегутся, – как ни в чем не бывало прокомментировалЛучников. И тем же тоном прибавил. – А вот и он, лапушка. Дождалися.

С путей на перрон ловко вскарабкался человек в темномкостюме и шляпе-котелке.

Рябцев к нему так и кинулся. Начался разговор, но голосаприглушенные – не разобрать.

– Жди команды, – шепнул Козловский и осторожноподобрался ближе.

Из-за края платформы высунулся медленно-медленно. Напротивстояла скамейка, закрывала обзор, так что видно было только ноги: начищенныесапоги Рябцева и резидентовы штиблеты с гамашами.

– …Шутите? – хихикнул поручик. – Там тристалистов большого формата. Месяц копировал, а потом еще неделю частями изсекретной зоны выносил. Нет, всю папку сразу не вытащу, на пропускном могутостановить. Погубить хотите?

Голос с сильным акцентом сказал:

– Захочу погубить – погублю. От вас самого зависит.Папка мне нужна целиком. И немедленно.

Козловский только головой покачал. Ну, немцы. Могли бы найтирезидента, кто по-русски чисто говорит. Ни во что нас не ставят. Ладно, дайтесрок.

Рябцев обиженно засопел.

– Коли нужна, выносите сами. А меня увольте.

– Как же я попаду в штаб?

– Не в штаб, не в штаб. – Поручик сновазахихикал. – Я всё продумал. Сами войдете, сами найдете, сами возьмете.Ха, стихами заговорил. Вот схемка. – Зашелестела бумага, мигнул лучфонарика. – Тайник обозначен крестиком. Смешно, правда?

– Не пойму. Где это?

Штабс-ротмистру тоже хотелось знать. Он приподнялся нацыпочки, чтоб заглянуть поверх чертовой скамейки, да вот незадача – слишкомнавалился грудью, скрежетнул пуговицей по пруту решетки.

Звук был не то чтобы громкий. Рябцев на него даже неповернулся. Зато незнакомец в котелке, ни мгновения не мешкая, без единогослова сиганул с платформы на рельсы и исчез.

Выругавшись, Козловский дунул в свисток.

Затрещали кусты, загрохотали ступеньки, ночь наполниласьтопотом, кряхтением, возгласами.

На перрон с двух сторон, перепрыгнув через ограду, выскочилифилеры, схватили окоченевшего Рябцева под руки.

А и шустрый резидент убежал недалеко. Из-под платформы емупод ноги метнулась проворная фигура, еще одна припечатала сверху.

Рраз – и поставили голубчика на ноги, подтащили к краю.

Подоспевший Лучников ахнул, увидев, что у арестованногоотчаянно работают челюсти, густая черная борода так и колышется. Пантелей Ивановичприсел на корточки и попробовал пальцами разжать шпиону зубы, но тот судорожносглотнул. Слопал листок, сволочь.

Козловский, как и подобает начальнику, вышел на перрон неторопясь, так что и хромоты было почти незаметно. Внушительно оправил длинные усы.Что перед тем перекрестился и произнес благодарственную Господу молитву, никтоиз подчиненных не видел.

Всё было отлично.

Арестованного, взятого на платформе, крепко держали под белыруки.

Внизу, над кромкой перрона, торчали три физиономии: однаперекошенная, бородатая, и две усатые, довольные. Молодцы ребята, четкосработали.

Резиденту было объявлено официальным тоном:

– Я – штабс-ротмистр князь Козловский. Если имеетедипломатический статус, объявите о том немедля. Если вы офицер, назовите имя ичин. Иначе мы поступим с вами, как поступают со шпионом в военное время. Самизнаете, ждать осталось недолго.

Немец заорал:

– Какой такой князь козлов! Что такой «шпион»?! Ячестни дачник!

– Ну как угодно. Вам же хуже. Сюда его.

Пока «честного дачника» втаскивали наверх, Лучников виноватодоложил:

– Виноват, ваше благородие, не доглядели. Сожрал онбумажку.

Но князя это не опечалило. Ничего. Если надо, Рябцев другуюнарисует. А еще лучше – сам отведет к тайнику и объяснит, что за папка такая.

– Гутен аппетит, герр шпион, – весело обратилсяштабс-ротмистр к немцу. – Бороденку позвольте.

И потянул за растительность.

– Что ви позволяйт! Больно!

Борода не отцеплялась.

– Клей отменный. – Козловский иронически развелруками. – Уважаю германскую основательность. Обыскать.

Сам пока подошел к Рябцеву.

Поручик вел себя противно. Весь дрожал, да еще всхлипывал.

– Что за документ вы скопировали? Триста листовбольшого формата?

– План… План развертывания… Генеральный… ПротивГермании…

Козловский присвистнул.

Во всем военном ведомстве нет документа более важного исекретного, чем Генеральный план развертывания войск на случай войны. Там ирасположение соединений, и направление ударов, и цифры, и сроки. Лучшиестратеги разрабатывали. Бесценный этот свод по предписанию может существоватьлишь в двух экземплярах: один у военного министра, другой у начальникаГенерального штаба. Как мог получить доступ к Генеральному плану развертыванияРябцев, малозначительный сотрудник штаба Гвардейского корпуса? Ладно, это позже.Сейчас нужно было ковать железо, пока не остыло.

– Я искуплю… – лепетал предатель. –Безвыходное положение. Клянусь! Проиграл в карты. Долг чести!

Козловский цыкнул на него:

– Про честь молчали бы. Гвардейский офицер!

– Господин штабс-ротмистр, я правда искуплю! Не передалведь, только собирался. Я чистосердечно! Могу ли рассчитывать на снисхождение?

Выдержав небольшую, но грозную паузу, князь кивнул:

– Да. Если расскажете всё без утайки, то суда и тюрьмыне будет. Вам позволят застрелиться. Согласно традиций.

Но Рябцев от этих слов не воспрял духом, а напротивсъежился.

– А? …Спа…сибо. Может быть, лучше в тюрьму?

– Ну, если лучше – тогда конечно, – брезгливопожал плечами Козловский и отвернулся. Интерес к Рябцеву он временно утратил. Сэтим слизняком трудностей не будет.

Стал приглядываться к резиденту. Тот стоял, разведя руки встороны, агенты прощупывали швы на его одежде. Лицо, до глаз заросшее бородой(черт ее знает, может и не фальшивой), бесстрастно, но руки выдают-такиволнение: большой палец правой крутит перстень на указательном.

– Что было на схеме, которую проглотил ваш голодныйприятель? – спросил штабс-ротмистр у Рябцева через плечо.