– А как они нас найдут? – елозил в поисках выхода Изя, получая очередную порцию «деревянной каши».

– И он еще спрашивает! Ты же их прямо из кабака забрал, об этом знает всего человек сто, не больше, не волнуйся, сынок, тайна, считай, что в банке… Дырявой!!! Возвращай Василию его размер, отдай ему тролля, верни, что взял…

– Папа, он сын грома, он нас всех убьет, к тому же карточный долг… – сбивчиво лопотал «седой» цыган, ломая руки.

– А, ты с ним играл?! Молчи, знаю, что нет, мне Огрызок все уже выложил. Если он тебя грохнет, мне придется снова его благодарить. У меня молодая жена, будут еще сыновья, не тебе чета. А старшим вон Якова поставлю. Он вроде не такой мышыгыны[7], как ты, – воткнул последнюю шпильку дед в Изю, явно успокаиваясь, одеяло с головы уже можно было снять.

– Рахиль, выйди, нечего тебе на голых дядек смотреть! – приказал патриарх.

Девочка с ревом выбежала из комнаты. Изя осторожно снял меня со стола и поставил на пол, достал из-за пазухи знакомый деревянный шприц и обрызгал меня, видимо, той же водицей. Прошло несколько томительных секунд, и – хлоп, я крепко приложился головой о притолоку.

В комнате остались только я и бородатый, Изя счел необходимым ретироваться. Старик молча кивнул на ворох одежды.

Пока я одевался, появились бойкие чернявые девушки, постреливая в мою сторону яркими живыми глазами, стали расставлять на большом столе снедь и напитки.

– Откушай, Василий, не побрезгуй преломить хлеб с грешниками, ведь и Христос не гнушался, – пригласил меня патриарх евроцыган.

– Где Тве, старинушка, отдай по-хорошему, потом и полдничать будем, втроем, – по возможности спокойно возразил я, – кстати, ты имя мое знаешь, а я твое нет, невежливо.

– Ох извини, меня Авраамом свои кличут. А так – Бахти[8].

– Слушай, Абрашка, если ты мне сейчас Тве не предъявишь, я твое гнездо по бревнышкам раскатаю, полетят куски по проездам, кусочки по улицам, а клочки по закоулочкам, не искушай, не нужно… – начал заводиться я.

Но Бахти рухнул мне в ноги и давай блажить:

– Не надо, витязь, не зори отцовского и дедичей, прости ты нас, убогих, оплошка вышла не со зла, все ухватка кафрская, не разобрались! А Изька, ты сам видел – дурак, позор всего рода, погубил нас…

– Заткнись, ты чего несешь! – уже не сдерживаясь, гаркнул я. – Где друг мой – говори!

– Здесь он, здесь, – указал старик на стол дрожащей рукой, – ты плохого не подумай, жив он и здоров, вот только…

Но я видел и сам – на столе стояла четырехрукая статуэтка, не более десяти сантиметров высотой. Тве так и застыл в сидячем положении, серый и голый, забавно раскорячив все свои четыре руки. Ни дать ни взять – танцующий Шива[9].

– Большую цену на Востоке дадут за твоего друга, – начал было евроцыган.

Я его тут же оборвал:

– Какие деньги?! Тебе бы башку поберечь, а ну тащи его одежду и верни его как был, ромал пархатый…

– Постой, Василий, присядь и мне позволь, умаялся я перед тобой скакать и обскажу тебе все, как есть, только сидя, умоляю, богатырь, уважь старческую немощь, – снова запричитал старик.

Знает, гнида, на каких струнах играть, но делать нечего, сам присел и деду разрешил. Он мне вина плеснул и начал рассказ:

– Мы-то раньше в Кнааре жили, это через Оксегейское море, в Акирии, где кафры живут. Народ мы небольшой, вот и приходилось то под ноливавцев, то под тепигейцев прогибаться. Но научились, грех жаловаться, через их западло[10], хорошие деньги нажили. Ноливавцы ниже своего достоинства считали виноделие, а тепигейцы всех животноводов и мясников почитали за второй сорт. Однако и те и другие вино пили, мясо ели, кожаную обувь и одежду носили. Вот и смекай, мы не только у себя, но и у них виноградники разбили и скотину развели, успевай только горшки с золотыми закапывать. Эх, хорошие были времена, да прошли! Наши-то и в Ноливаве, и в Тепиге посты немалые при дворах царских занимать стали, молодежь в армиях у них служила, лучники всем нужны! Но всему конец приходит, и хорошему, и плохому.

Налетела на Акирию саранча – акиремцы поганые. Сначала они с Тепигой сговорились против Ноливава. А как стали одолевать, Ноливав предали и к Тепиге примкнули. Так обе страны ослабили и к рукам прибрали, ну и нас, понятно, тоже. А у акиремцев не забалуешь – все отобрали и на себя всех работать заставили.

Мы три восстания подняли, толку нет, только огонь и железо на себя навлекли. Акиремцев из-за моря тьма приехала – не совладать. Пришлось котомки собирать – и кто куда. Тогда-то кафры нам порошок камбоны и впарили, мол, любого супостата вмиг в нэцке[11] превратит. Спешка была, вот и купили, а как уменьшенных в нормальный размер возвращать, не спросили. Сами-то кафры умеют, они так через моря путешествуют: один всех попутчиков своих порошком уменьшает, в мешок кладет и на корабль садится, а на берегу соплеменников своих в нормальных людей превращает. А как, мы не знаем, кафры сюда не ездят, нам же в Кнаар, да и вообще в Акирию путь заказан, акиремцы яйца отстригут. Так что не обессудь, витязь, если бы знал, как тролля оборотить, сразу бы сказал. Но ты не горячись, что у друга твоего взяли – все вернем и денег тебе отсыплем за неудобства, всегда тебе послужим так, как сам скажешь. Слово твое для нас теперь как приказ.

Закончив свою сбивчивую речь, Абрам-Бахти прокричал чего-то на своем, и дом наполнился шелестом шагов, двери открылись, и толпа евроцыган заполнила всю комнату и коридор перед ней. Дед дождался, когда все соберутся, и… встал передо мной на колени. Живая волна прокатилась через ряды чернявых голов, и беспокойная братия, что-то бормоча, простерлась ниц передо мной.

– Слушать витязя как меня и во всем помогать, – приказал патриарх, – а теперь – вон.

Евроцыгане быстро сгреблись и убрались, тихонько прикрыв за собой дверь.

– Я, Василий, по гроб жизни тебе благодарен буду за тот день, когда ты надо мной крышу обрушил. Моя новая жена портрет твой заказать хочет и в спальне поставить, да больно ты прыткий – то там, то сям – не угнаться. Ключницу спроси – художник через день к тебе бегает – эскиз сделать хочет. А друга своего ты спасешь обязательно, кафров найдешь, а они тебе не откажут, сынам грома они поклоняются как богам, проклятые язычники. Наши уже тарантас твой нашли, ждет он тебя у дверей. Подарки для тебя в него уже сложили: золото и картак с «пять-шесть» водой.