– Что за картак? – спросил я.

– Трубка, которой тебя Изя уменьшил, а потом и в размер вернул, – ответил Авраам, – воду эту где-то в Горной Жории, из подземных озер берут, в наших краях редкость, однако для тебя ничего не жаль.

– А чего же твой Изя Тве так же, как меня, не уменьшил? – задал я резонный вопрос.

– Не знал, как на тролльский организм «пять-шесть» вода подействует – могло ведь и не сработать, – развел руками старик.

– Слушай, а чего вы цыганами рядитесь, раз евреи? – поинтересовался напоследок я.

– Дак не любят нас в Славене, а к цыганам тут отношение особое: ни одна гулянка без них не обходится, вот мы с ромалами и договорились: город разделили да работаем по-тихому, – объяснил дед.

– Ладно, живите пока, только помни, если про кафров соврал – по ветру развею! – многообещающе попрощался я, взял Тве и пошел к выходу.

На улице меня ждал тарантас, груженный пожитками Тве, сундучком с золотом и красивым серебряным футляром с картаком. Возница Никифор встревоженно озирался, с подозрением рассматривая снующих по двору энергичных «цыган». Увидев меня, успокоился. Как только я сел в тарантас, рванул с места и понесся, нахлестывая лошадей. Я его понимал, мне тоже хотелось покинуть это место как можно скорее. Нижний Славен мы проехали довольно быстро – на улицах было полно народу, но в основном пешие. Они сноровисто расступались перед оскаленными мордами лошадей. По Сабельному проезду – на улицу Булатную, через Славенскую площадь, на Красную улицу, а там уже и Боярская слобода – дом.

Встречала нас раскрасневшаяся Беляна – оказывается, слух о похищении уже по всему Славену разнесся, как лесной пожар по ветру. От Осетра гонец прибыл – убедиться, что со мной все хорошо. Оказывается, младшую дружину под копье поставили: Нижний Славен прочесать, если мы с Тве не найдемся.

Гонца я обнадежил, соврал, что с Тве все в порядке. Не хватало, чтобы его собратья, тролли, в Нижний Славен заявились. Сам им все объясню позже, золото цыганское отдам, глядишь – обойдется.

Дома в сенях было не пройти: свертки, бочонки, сундучки. Я спросил Беляну, что за бардак. Оказывается, это все мне в дорогу – припасы, оружие, одежда.

– Куда столько? С ума посходили?! Мне персональный обоз понадобится!

Но Беляна стояла насмерть.

– Посмотрите, господин, это шатер, здесь рубашки запасные, солонина в бочонках, в поле дичь не каждый день встречается. В этих бурдюках – вода посеребренная, на жаре не протухнет, а в этих – вино, в мешках – веревки, а здесь – овес для лошадей. Дикое поле перейти – не шутки, а там еще горы. Сухари и солонину не трогайте сразу, они еще пригодятся, поначалу хлеб и дичину ешьте, пока попадаться будет. Ох, господи… – вдруг заплакала Беляна, – только ведь вернулся недавно, и снова… На кого нас бросаешь?.. – заблажила уже в голос, закрыв лицо руками.

Я невольно положил руку ей на плечо, хотел сказать, что-нибудь ободряющее, но увидел, что сквозь пальцы на меня смотрит торжествующий глаз. Я оглянулся: на нас смотрела вся улица. Болондинка – она и есть болондинка, но сценарий хорош и исполнительское мастерство на уровне. Я потрепал ее по плечу и ушел в дом.

Поставил Тве на полку, в спальне, нижнюю часть серого тела прикрыл вышитой салфеткой. Не то чтобы троллю было нечем гордиться, а приличия надо соблюсти. Поймал за локоть спешащую куда-то сенную девку, попросил кадку наполнить, поваляюсь в ароматной воде перед сном.

В спальне на столе меня ожидал дымящийся ужин. Молодец, Беляна! Дело свое знает.

Перекусил, помылся и – спать.

Голос тут же забубнил: «…Кочевники отличаются от оседлых народов так же, как разные виды животных друг от друга. Избежим избитых сравнений, таких, как волк – собака, дикие – домашние гуси, овцы – архары и т. д. Рассмотрим ленивца и шимпанзе.

Ленивцы, как правило, не покидают небольшой ареал, если там есть пища и вода. Причем его не беспокоит качество этих продуктов – достаточно наличия таковых и свободного к ним доступа. Шимпанзе постоянно находятся в поиске новых мест и лучшей пищи, их могут остановить только им подобные, развязав кровопролитную войну. Им не чужды ритуальные жертвы и каннибализм.

Обратим внимание, что кочевники поклоняются не столько силам природы, сколько божествам войны: монголы – Сульдэ, у гуннов – Ильбиз, у аланов – бог-меч Батраз и т. д. Кочевники, питаясь почти исключительно мясом, отождествляют себя с хищниками: волками, тиграми, соколами и т. д. Трудно представить, что символом кочевника станет бык, петух или павлин.

Кочевые народы действительно хищники среди людей. Идут они со своими стадами, несут постоянное беспокойство оседлым, щупают, ищут слабости. Если страна земледельцев сильна, они ждут момента, когда ситуация изменится. Показательна история Моисея и его народа: сорок лет пришлось ждать смерти последнего раба и ослабления охраны границ Ханаана. А до этого сыны Израиля ограбили и погубили семь народов в окрестностях.

Татаро-монголы тоже не сразу накинулись на Русь: сначала битва при Калке, долгая война с половцами, разведка, ожидание, подкуп, подбрасывание идей через обедневших князей, как результат – Любечский съезд, где раскол единого государства закрепился документально – «каждый держит свой удел». Дальше – проще: обещание военной помощи князьям при конфликтах и, наконец, главный козырь – ярлык на княжение с возможностью наследования власти, институт, ранее неизвестный на Руси.

Кочевники обеспечивали перемешивание генов, скрещивание народов и скота, исключали вырождение видов, людей и животных. Сейчас, когда мужчины и женщины, принадлежащие разным этническим группам и расам, общаются свободно, эта функция осталась невостребованной, и кочевники практически прекратили свое существование; остатки их, в небольших анклавах, радуют глаз туристов плясками и ритуалами».

Три громких гудка выбросили меня из постели, зеленое табло стальной метеостанции сообщило время и температуру воздуха: 06:00; + 24 градуса по Цельсию.

Я умылся, натянул футболку и шорты и вышел на плац перед неприветливым черным параллелепипедом с окнами-бойницами. Мимо протопали стройными рядами бойцы в камуфляже. Я пристроился за последними солдатами: решил принять участие в пробежке. Мы бежали по залитым солнцем асфальтовым дорожкам, потом повернули в гору. Земляная тропа была утрамбована тяжелыми ботинками до твердости камня и глубиной была по грудь бегущим, мне кромка доходила до середины живота. Пара поколений служивых прорыли ногами этот путь наверх. Каждый шаг давался с трудом, икры ныли, пот заливал глаза. Через два километра идея утренней пробежки уже не казалась мне такой привлекательной, но отступать было поздно. Когда мне стало казаться, что я сейчас рухну, мы вбежали на вершину горы.

Теплый ветер приятно ерошил волосы на голове, сушил мокрую футболку. На самом верху был небольшой вытоптанный пятак с флагштоком. Сержант, который бежал первым, уже приготовил флаг Лобаня к подъему. Когда я, последним, прибежал к месту подъема полотнища, он начал тянуть за веревку. Черно-белое полотнище с изображением китайской монеты поползло навстречу солнцу. Солдаты встали кругом, в который включили и меня, положили руки на плечи и понеслись по кругу, вопя, улюлюкая и даже завывая.