И продолжали спрашивать, не нужно ли мне чего-нибудь, все ли со мной в порядке. И правда в том, что со мной не все было в порядке. Даже близко.

Но я этого не говорила.

Я оглянулась на Джейми, спрашивая:

— Что?

Она покачала головой, указывая на лист.

— Нам нужно позвонить адвокату твоей сводной бабушки, потому что я не разбираюсь в этих вещах, и здесь есть целая куча дат и требований, которые кажутся действительно важными.

Я побрела на кухню, чтобы выпить еще один бокал вина со льдом и содовой.

— Это не имеет смысла. Вероятно, это ошибка. Лолли не оставила бы мне ферму. Она принадлежала ее семье сотни лет, и у нее есть четверо настоящих внуков, ну знаешь, от первого брака моего отчима. Она бы оставила ее им. Или моему отчиму. Или кому-нибудь другому.

Джейми указала на документ.

— Нам нужно позвонить этому парню.

— У меня нет телефона, — сказала я. — Ты забрала его. Помнишь?

В какой-то момент она вырвала телефон у меня из рук. Еще одно отличие ее от других, Джейми удерживала меня в моменты, когда я хотела накричать на бывшего за то, что он ждал до последних секунд дня нашей свадьбы, чтобы положить конец нашим отношениям, и в моменты, когда хотела, чтобы он объяснил, что произошло, сказал мне, что пошло не так, что я сделала не так. Почему он решил выставить меня дурой.

Объяснение не помогло бы. Я знала это. Но были моменты, когда я уставала быть пьяной, грустной и оцепенелой, и мне хотелось взорваться в гневе от того, что меня обидели таким небрежным образом. Хотела, чтобы эта ярость истощила меня. Чтобы истощила до такой степени, что я бы слишком устала, чтобы плакать или даже чувствовать онемение.

Эта ярость была самой искренней вещью, которую я могла чувствовать, и даже тогда это было не более чем раскаленное разочарование. Я спланировала эту свадьбу до последней мелочи, а потом — бац. Все исчезло, как будто ничего из этого вообще никогда не было. Как будто всего, что представляла собой свадьба — всего, что она значила для меня, — никогда не существовало.

— Мы воспользуемся моим, — сказала она, вытаскивая телефон из заднего кармана своих джинсовых шорт.

Я подняла свой бокал в приветствии.

— Говорю тебе, это ошибка. Она не оставила бы мне ферму.

— Но что, если это правда? — Джейми бросила на меня нетерпеливый взгляд, прежде чем набрать номер, указанный в документах.

Я вернулась на диван, вполуха слушая, как она объясняла нашу ситуацию кому-то на другом конце линии. Мгновение спустя та протянула мне телефон, сказав:

— Сейчас нас соединят с адвокатом.

Я переключила на громкую связь, когда пошли гудки. Затем:

— Здравствуйте, это Фрэнк Зильбер.

— Эм, да, привет, это Шей Зуккони, — представилась я.

— Мисс Зуккони! Мы пытались разыскать вас в течение месяца, — сказал он, и в его словах прозвучала радость.

Я перевернула конверт. Не нужно объяснять, что у него был мой старый-престарый адрес, квартира, где я жила до того, как переехала к бывшему.

— Да, я недавно переехала.

— Ну, теперь, когда вы нашлись, — сказал он, все еще весело, — я объясню условия наследования.

— Да, об этом, — сказала я, игнорируя изогнутые брови Джейми. — Не думаю, что вы связались с подходящим человеком. Возможно, вам нужен сын Лолли или ее внуки? Я действительно не думаю, что должна что-то получить.

— Ваша сводная бабушка очень четко сформулировала свои желания, — возразил он. — Она пересмотрела со мной свое завещание примерно за три месяца до своей кончины. Это то, чего та хотела.

— Хорошо, но… — Я не знала, что еще сказать, и Фрэнк воспринял мое молчание как сигнал к действию.

— Ваша сводная бабушка называла вас, Шейлин Мари Зуккони, единственной наследницей резиденции, хозяйственных построек и сельскохозяйственных угодий, известных как «Ферма близнецов Томас», часто именуемая как «Два Тюльпана», расположенная по адресу Олд-Уиндмилл-Хилл-роуд, восемьдесят один, в Френдшипе, Род-Айленд.

— Это безумие, — сказала я. — Я… я не понимаю, почему она оставила ферму мне.

— Я не могу говорить за Лолли, но помню, как она несколько раз упоминала, что вы знаете, что делать с фермой, — сказал Фрэнк.

Я посмотрела вниз на свои шорты для сна и майку.

— Фрэнк, я даже не знаю, что с собой делать. Акры земли кажутся мне большой ответственностью.

Он ответил глубоким смешком, как будто я была не совсем честна, и продолжил:

— Есть два важных требования, которые я должен объяснить. Во-первых, вы должны проживать в собственности большую часть года и…

— Но я работаю в Бостоне, — перебила я. — И не смогу ездить на работу из Род-Айленда.

— Если вы не хотите или не в состоянии выполнить оба требования, установленные завещанием, имущество будет передано городу Френдшип, — сказал он.

«Почему Лолли так поступила со мной?»

Я встретилась взглядом с Джейми, медленно покачав головой.

Она пожала плечами.

— Вы всегда можете вернуть землю коренным американцам, у которых она, скорее всего, была украдена.

Я отключила звук, пока Фрэнк рассказывал о том, что город заберет ферму.

— Она сделала это около сорока лет назад. Вернула кучу земли. — Я сделала паузу, когда Фрэнк крикнул что-то своему помощнику. — Это сильно разозлило ее семью, но ей было все равно.

— Мне нравится эта леди, — ответила Джейми.

— И второе требование, — продолжил Фрэнк, — было самым важным для Лолли. Ее семья жила и работала на этой земле с начала 1700 года, и она хотела, чтобы это семейное присутствие продолжалось. Для того, чтобы полностью унаследовать имущество в конце года, вы должны представить документы, подтверждающие брак или домашнее партнерство.

— Итак, — начала я, делая паузу, чтобы глотнуть моей фальшивой сангрии, — я должна переехать в Род-Айленд, жить на ферме и выйти замуж? И я единственная, кто может это сделать? Ни дети моего отчима, ни буквально кто-либо еще?

Звучало так, будто Фрэнк перебирал бумаги на другом конце линии.

— Это был выбор Лолли. Тем не менее, вы можете уступить собственность городу. Это положило бы конец трехсотлетней традиции, когда на ферме работала одна семья, хотя понимаю, что не каждая традиция должна продолжаться вечно. Я уверен, что Лолли тоже это понимала.

— Я даже не была ее настоящей семьей. — Из моих уст это прозвучало как жалкое оправдание. Бабушка Лолли была настолько настоящей, насколько это было возможно для меня. К тому же никогда не была близка со своей матерью или отчимом. Если я и была чем-то для них, то это только кошмаром. Я встречалась с его детьми всего несколько раз, но все они были старше меня