ради их же блага, потому что умереть за племя считалось высшей доблестью и посмертную жизнь таким героям обещали на редкость сытую, счастливую и беззаботную.

В замке из гостей после, конечно, рыцарей и духовных особ, охотнее всего принимали менестрелей: кто же кроме них расскажет о чудесах со всего света, кто передаст последние сплетни и новости, кто усладит слух балладами о короле Артуре, сэре Ланселоте, о рыцарях Круглого Стола. Вот настроит свою виолу бродячий певец и начнет петь о том, как король Артур убил гиганта с горы Святого Михаила, как он получил меч из рук Озёрной Девы, как из-за холодности сэра Ланселота от страсти к нему умерла красавица Элейне из Астолата, как рыцари уходили странствовать и совершать подвиги, как уходили они на поиски Святого Грааля. Конечно, много баллад было о любви.

«В былые времена я напевал,

И о любви звучали Те песни,

без которых стал

Я жертвою печали.

Любви поработила власть

От юности меня…

Всех без разбора губит страсть,

Сгубившая меня.

В мой смертный час

В любви огня Сгораю сир и наг!

Принцесса, вспомни обо мне,

Мой самый милый враг.

Могильный камень,

сохрани Прохожим мой завет:

«Я жил благодаря любви,

В которой смерти нет!»

Или другое.

«Глаза чернее диких слив,

И губы вишней спеют;

Румянец нежен и игрив,

И белоснежна шея.

С красавицей в постель возлёг,

Целуя, сэр Гавейн,

Пусть свят супружеский наш долг,

Но долг в любви — блажен».

Что такое любовь маленький Генри не понимал. «Наверное, — думал он,

— какая-нибудь награда или оружие, раз рыцари так много говорят о ней».

Сами рыцари представлялись Генри необыкновенными существами. Они, как напутствовал его отец, всегда благородны и учтивы, прекрасно играют на

охотничьем роге, владеют всеми приёмами травли дичи и соколиной охоты, они лучше всех сочиняют стихи и играют на музыкальных инструментах.

«Рыцарь, — продолжал отец, — должен быть силён и крепок, чтобы выносить без вреда для своего здоровья все трудности воинской жизни. Прежде, чем получить рыцарское звание, он должен будет доказать своё мужество, великодушие, честность и доблесть».

С детства Генри приучали к войне. Он хорошо помнил такие игры. Например, его вооружали колом, как копьём, и он воображал каждое дерево врагом, которого ему было необходимо победить. Зимой, собрав около себя товарищей-однолеток, Генри и его друзья сооружали из снега башни и укрепления, осаждали их или обороняли, развивая в себе воинственный характер. Помнил Генри и своё первое стихотворение. Оно называлось «Возвращение крестоносца».

«Из Палестины прибыл он,

Военной славой осенён.

Он через вихри битв и гроз

Крест на плечах своих пронёс.

В боях рубцами был покрыт

Его победоносный щит.

Когда темнеет небосвод,

Он гимны мужеству поёт».

Отцу и матери стихи понравились. Понравились они и белокурой девочке Алисии Шелтон, которую Генри любил со всем пылом и страстью чистого детского сердца. Генри хорошо помнил тот день, когда они познакомились. Он сидел на одном из камней друидов и размышлял из какого дерева лучше сделать копьё, а из которого лук. Конечно, можно было спросить об этом у отца или оружейника, но в прекрасный летний день не хотелось никуда идти — так хорошо было на солнышке. «Мальчик, — голосок был ангельски чист и звонок, — мальчик, как тебя зовут?» Вопрос задавала необыкновенно красивая белокурая девочка. Генри опешил от её красоты и не сразу назвал своё имя. «А я Алисия, — представилась девочка, — Алисия Шелтон». Шелтоны были соседями Маршалов. Отцы семейств недолюбливали друг друга по причине какой-то давней ссоры, поэтому не общались. Алисия гуляла с няней и совершенно случайно оказалась возле любимого холма Генри. Дружба возникла сразу. Дружба, потому что называть любовью отношения детей как-то неправильно, хотя по сути они влюбились друг в друга с первого взгляда, с первого слова. Узнав, что дети начали общаться, взрослые Маршалы и Шелтоны постепенно сблизились. Женщины при встрече, как водится издревле, болтали о нарядах, кушаньях и детях, мужчины, будучи истинными саксами, начинали любой разговор с обсуждения погоды, потом переходили к турнирам, охоте, а заканчивали беседу рассуждениями о политике. И всегда входили в раж, когда вспоминали королей, герцогов, несчастное, всеми гонимое и всеми презираемое племя евреев, когда речь заходила о новой войне с французами и новом походе в Святую Землю. Что и говорить: сейчас-то в мире не пойми что делается, а тогда жизнь и вовсе была не сахар, о чём, кстати, мы уже упоминали в начале нашего повествования.

Вернёмся к Алисии и Генри. Они вместе гуляли, удили рыбу, вместе играли — то в спасение принцессы от дракона, то в освобождение её от разбойников; то Алисия брала на себя роль врача и лечила Генри от ран, полученных в сражениях с чудищами или с неверными: то она приносила тамбурин, а Генри доставал виолу и вместе они составляли чудесный ансамбль, главным в котором была не музыка, а единение душ.

Самое ужасное в детстве то, что оно проходит. Генри исполнилось десять лет, то есть пришла пора отправлять его на обучение к доброму другу семьи и славному рыцарю Джону Уоллесу. Мать в тот день крепко обняла сына, расцеловала и подарила ему связанный её руками кошелёк с монетами, а затем повязала на шею издавна хранимый ею ковчежец с мощами, что должно было служить для отрока предохранением от заговора, напасти и порчи. Отец наставлял сына быть честным, великодушным, мужественным, почитать своего воспитателя, беспрекословно повиноваться ему во всём и следовать его примеру.

— Любезный сын мой, — так звучало его наставление, пора перестать тебе быть домоседом, необходимо уже поступить в школу подвигов. Всякий молодой дворянин покидает в твои годы родительский кров, чтобы получить надлежащее воспитание в чужой семье и сделаться сведущим во всяком учении. Но бога ради, пуще всего храни честь; помни, что ты сын дворянина и не обесчесть наш род. Будь храбр, но в тоже время скромен со всеми и везде; кто во всём полагается