Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я верю, расступится бездна!
И во всей полноте бытия —
Всенародно, всемирно, всезвездно —
Просияет правда твоя!
Этой же верой «в правоту верховных сил, расковавших древние стихии», убеждением, что «из недр обугленной России» выплавится новая правда «алмазного закала», проникнуты и многие другие стихотворения 1918—1920-х годов («Готовность», «Потомкам», «Посев», «Заклинание»), частично вошедшие в сборник «Демоны глухонемые».
Когда волны гражданской войны докатились до Крыма и на ожесточенный террор белых Советская власть вынуждена была отвечать арестами и расстрелами, когда зимой 1921/22 года начался голод, в поэзии Волошина романтические декларации сменились беспощадно точными зарисовками эпизодов тревожных дней («Молитва о городе», «Терминология», «Красная пасха», «На вокзале», «Северо-восток» и др.).
В русской поэзии стихи Волошина 1918—1924 гг. — своеобразная летопись, запечатлевшая трагизм гражданской войны.
В творчестве Брюсова, Блока, Есенина, Маяковского, Асеева, Светлова, Багрицкого нашел в полной мере свое выражение героический пафос революционной борьбы. В поэзии Волошина события гражданской войны отражены широко, реалистически-достоверно.
Не сравнивая масштабы наследия Льва Толстого и Максимилиана Волошина, вспомним только удивительные слова В. И. Ленина из его статьи «Лев Толстой, как зеркало русской революции» (1908): «Сопоставление имени великого художника с революцией, которой он явно не понял, от которой он явно отстранился, может показаться на первый взгляд странным и искусственным, не называть же зеркалом того, что очевидно не отражает явления правильно? Но наша революция — явление чрезвычайно сложное; среди массы ее непосредственных совершителей и участников есть много социальных элементов, которые тоже явно не понимали происходящего, тоже отстранялись от настоящих исторических задач, поставленных перед ними ходом событий. И если перед нами действительно великий художник, то некоторые хотя бы из существенных сторон революции он должен был отразить в своих произведениях»[9].
Для нас важен методологический принцип определения значительности художника, непосредственно вытекающий из ленинской теории отражения.
Некоторые критики и литературоведы, лишенные чувства историзма, склонны были видеть в Волошине чуть ли не «внутреннего эмигранта», — в Волошине, который в апреле 1919 года убеждал Алексея Толстого не уезжать из Одессы за границу. В 1925 году Волошин говорил: «Ни война, ни революция не испугали меня и ни в чем не разочаровали: я их ожидал давно, и в формах еще более жестоких. Напротив, я почувствовал себя приспособленным к условиям революционного бытия и действия. Принципы политической экономики как нельзя лучше отвечали моему отвращению к заработной плате и к купле-продаже. 19-й год толкнул меня к общественной деятельности (…) Из самых глубоких кругов преисподней террора и голода я вынес свою веру в человека (подч. мной. — В. М.). Эти же годы являются наиболее плодотворными в моей поэзии как в смысле качества, так и количества написанного»[10].
Среди написанного Волошиным в последнее десятилетие жизни — стихотворный цикл «Путями Каина» — один из самых смелых опытов в истории разработки свободного стиха, вскоре получившего распространение в мировой поэзии.
Рене Гиль во Франции и Валерий Брюсов в России много думали и писали о научной поэзии будущего, о воплощении смелых достижений науки в художественных образах искусства слова. К одному из возможных решений этой сложной задачи подошел именно М. Волошин, на широком историческом материале поставивший вопрос о трагедии прогресса материальной культуры, об открытиях современных точных наук, грозящих самому существованию человека. Характеристика пути, пройденного от первобытного костра до веков пара, электричества и атомного взрыва, — одно из самых удивительных прозрений мировой поэзии нашего времени.
Как только в Крыму окончательно установилась Советская власть, Волошин принял деятельное участие в культурно-просветительной работе не только в Феодосии, но и в Симферополе. Центральная комиссия по улучшению быта ученых уполномочила Волошина распределять материальную помощь между крымскими учеными, писателями и художниками. По поручению Наркомпроса он вел работу по охране памятников археологии и архитектуры, спасал от гибели оставленные эмигрантами ценные библиотеки и собрания картин, сплачивал молодых художников и поэтов Крыма. Народный комиссар просвещения А. В. Луначарский высоко ценил неутомимую деятельность Волошина. Среди многочисленных «охранных грамот» в архиве Дома поэта хранится и удостоверение, подписанное А. В. Луначарским 31 марта 1924 года: «Максимилиан Волошин с полного одобрения Наркомпроса РСФСР устроил в Коктебеле в принадлежащем ему доме бесплатный дом отдыха „для деятелей культуры“ и при нем литературно-художественную мастерскую». Считая это учреждение чрезвычайно полезным, Наркомпрос РСФСР просил «все военные и пограничные власти оказывать в этом деле М. Волошину полное содействие». В более раннем удостоверении, подписанном Луначарским 1 января 1924 года, было сказано: «писатель и художник М. А. Волошин находится под покровительством Правительства СССР. Его дом в Коктебеле, мастерская, библиотека и архив, как государственная ценность, не подлежат реквизиции…»[11].
Максимилиан Александрович Волошин умер от воспаления легких в Коктебеле 11 августа 1932 года в жаркий солнечный день. Незадолго до смерти он начал переговоры о безвозмездной передаче Оргкомитету Союза советских писателей своего дома. Вдова поэта Мария Степановна осуществила его волю, и на основе Дома поэта возник один из лучших Домов творчества Литфонда СССР.
Максимилиан Александрович похоронен на горе Кучук-Енишары, где в отроческие и юношеские годы так часто отдыхал на пути в свой любимый Коктебель. Теперь эта гора носит его имя.
В годы Великой Отечественной войны М. С. Волошина героически сохранила дом, библиотеку, архив и всю обстановку. В мемориальных комнатах Дома поэта все хранится в таком виде, как при жизни гостеприимного хозяина. В этом доме особенно значительно звучат мудрые и глубоко человечные стихи поэта:
Будь прост как ветр, неистощим, как море,
И памятью насыщен, как земля,
Люби далекий парус корабля
И песню волн, шумящих на просторе.
Весь трепет жизни, всех веков и рас
Живет в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.[12]
Л. А. Евстигнеева
ПРОЗРЕВАЯ БУДУЩЕЕ…
(М. А. ВОЛОШИН И РЕВОЛЮЦИЯ 1905—1907 гг.)
В статье «Пророки и мстители» М. Волошин писал: «В жизни человека есть незыблемые моменты, неизменные жесты и слова, которые повторяются в каждой жизни с ненарушимым постоянством: