– Ну, насчет этого могут быть разные мнения, – с досадой сказал Гуров. – Может быть, тебе и нравятся такие амазонки, которые на ходу коня остановят, а я человек скромный…

– Но ты пойми, она – де-ло-ва-я женщина! – отчеканил Крячко. – Она полна энергии и всяческих идей. Разве это плохо?

– Ну, допустим, когда мы ныряли у Трех Скал, она выглядела довольно бледно, – напомнил Гуров. – И все время говорила нам под руку.

– Она очень за нас переживала.

– А сейчас перестала?

– Ну, не то чтобы перестала, но она же понимает, как это важно.

– Видишь, даже она понимает, – проворчал Гуров. – Тебе бы такое понимание! Не забывай, рядом находится еще одна женщина, у которой все чувства действительно на пределе. Мы о ней должны думать в первую очередь.

– А я не думаю, что ли? Но так просто что толку думать? Вот надыбаем снаряжение и хорошенько прочешем завтра ту яму!

– Я бы предпочел и дальше иметь дело с Валентином, – сказал Гуров. – Во-первых, он показался мне человеком надежным. Во-вторых, он человек заинтересованный – из-за гибели Тищенко он по-настоящему переживает. Видимо, он были не просто соседями, а друзьями. И кроме того, Валентин уверенно опознал кепку Тищенко. Это тоже не последнее дело. А снаряжение мы можем и сами поискать. Через Вазалевского. Расходы Алевтина Викторовна оплатит.

– Если мы будем искать, тем более через Вазалевского, – возразил Крячко, – то об этом будет знать весь город. К Валерии Алексеевне все-таки меньше внимания.

– Ну, жизнь покажет, кто из нас прав, – решил Гуров. – Но к Валентину мы сейчас отправимся в первую очередь. После нашей вылазки мы еще не виделись, а он обещал поговорить с женой Тищенко. Если она согласится опознать кепку мужа, это будет очень важный момент.

Они поймали возле гостиницы такси и поехали в тот район, где жил Валентин. Уже выйдя из машины, они услышали во дворе бодрый стук молотка – хозяин был дома. Им тоже пришлось хорошенько постучать, потому что калитка была заперта намертво, и открыли им далеко не сразу.

Гуров был в некоем недоумении, а когда приоткрывший калитку Валентин сумрачно и неприветливо посмотрел на него, Гуров и подавно растерялся. Валентин не поздоровался, а только коротко кивнул и, высунувшись наружу, быстро и тревожно стрельнул взглядом направо-налево. Потом он боком выбрался за забор и, прикрыв у себя за спиной калитку, сказал категорически:

– Извините, мужики, но больше я вас не знаю. Как хотите понимайте, но слово это окончательное и обсуждению не подлежит. У вас своя жизнь, у меня своя. И все, и разбежались! Калитку я вам в последний раз открыл, честно говорю! В следующий раз даже не суйтесь.

Глаза его смотрели прямо на Гурова, но так холодно и отрешенно, будто взгляд этот проникал сквозь предметы и видел что-то совсем другое. Валентин был похож на шамана, находящегося в трансе. Да в каком-то смысле он и был в трансе. Он был напуган до такой степени, когда уже страх переходит в некое подобие успокоения. В правой руке Валентин сжимал молоток. К его штанинам прилипли свежие опилки.

– Вот так попали – на ровном месте да мордой об асфальт! – вырвалось у Гурова. – Ты сон, что ли, вещий видел? Или съел что-то не то? Или, может, с кем перепутал, часом?

– Мы тебе, между прочим, неплохие бабки отстегнули, – напомнил Крячко. – Теперь вспомнил?

У Валентина желваки заиграли на скулах.

– Бабки вы мне за работу отстегнули, не так просто дали, – сказал он почти нормальным голосом. – А дальше наши дороги разошлись, мужики. Ни за какие деньги! Даже и не просите!

– Да ты объясни толком! – рассердился Гуров. – Мы тебе не алкаши подзаборные, чтобы вот так просто нас отшить можно было. Ты хоть слово по-человечески сказать можешь?

Лицо у Валентина задергалось, и он с тоской оглянулся на собственный двор.

– Да могу я! И по-человечески могу, и по-звериному… – буркнул он. – Только результат один все равно получается. Дальше нам с вами не по пути. А хотите знать причины – пожалуйста. Молоток этот видите? Дом в порядок привожу, хату свою. А почему? А потому что ночью какие-то ублюдки все окна мне побили. Начисто! Огород к хренам вытоптали. А еще бензин на крыльце разлили. Это, значит, с намеком. А я, мужики, уже не в том возрасте, чтобы под лодками ночевать.

– Под лодками в любом возрасте не сладко, – заметил Гуров. – Значит, думаешь, из-за нас вся эта катавасия?

– До вас ничего даже похожего не было. Вот такие дела, мужики.

Лицо Валентина неожиданно смягчилось, и он, неловко пожав плечами, сказал:

– Ну вы же сами понимаете, от вас здесь толку никакого. Это ж не Москва, где у вас власть. Зачем же я буду рисковать? У меня дом, жена, дети. И пожить еще хочется. Честно признаюсь – знал бы заранее, что дело такой оборот примет, сразу бы вас отшил. Ну да лучше поздно, чем никогда. Извиняйте, мужики!

– Люди торопятся, а потому ошибаются, – сказал Гуров. – Может, это ты сгоряча, Валентин? У тебя же натура здоровая. Неужели ты можешь спокойно смотреть, как рядом преступления совершаются?

– Теперь могу, – упрямо сказал Валентин. – Научили.

– Ясно, – заключил Гуров. – Тогда ты вот что скажи…

– Ничего больше не скажу, мужики! Я и так свой уговор нарушил. Вообще не хотел к вам выходить. Откуда я знаю, может, они вон из тех кустов за мной наблюдают? Нет, базар закончился, мужики. Прощайте!

– Ну, будь здоров! – сказал Гуров. – А мы ведь завтра опять к Трем Скалам собрались. Если вдруг все же надумаешь – ты знаешь, где нас найти.

– Не надумаю.

– Кто знает? Ведь там на дне, может, твой сосед лежит, – сказал Гуров, повернулся и пошел прочь.

Крячко зашагал за ним. Валентин посмотрел им вслед, еще раз тревожно оглядел улицу и юркнул назад во двор.

В полном молчании они вернулись в гостиницу. Каждый болезненно переживал новую свалившуюся на них неприятность, но переживал по-своему. Крячко всерьез злился на Валентина, потому что, по его мнению, настоящий мужик должен был в подобной ситуации идти до конца, а прятать голову под крыло – значит признаваться мерзавцам в собственном бессилии. Гуров же, наоборот, был расстроен из-за того, что посторонний и почти незнакомый человек попал по их вине в критическую ситуацию и теперь его жизни угрожала нешуточная опасность. Повлиять же на эту ситуацию ни Гуров, ни Крячко не могли – здесь Валентин был прав, – а поэтому вряд ли имели право навязывать свою волю человеку, которого не могли защитить.

Но одновременно и Гуров, и Крячко одинаково понимали одно – нужно было как-то выходить из положения. Поиски должны быть продолжены, и как можно скорее. Агрессивность и активность закулисных сил недвусмысленно указывали на то, что направление они выбрали правильное, что бы на эту тему ни говорил майор Загоруйко. Вся цепь развернувшихся в Лазурном Мысу событий упрямо вела к одной и той же цели – к трем каменным глыбам, торчащим над поверхностью пустынного моря.