Стринги Анджали обвились вокруг пальца Наны, зацепились за него, пока другой ее палец нырял глубоко внутрь. От этого пальца Анджали была на верху блаженства. Ей было бы еще приятнее, если бы она лежала в другой позе. Она лежала прогнувшись, напрягая все тело. Натянутые стринги врезались ей в анус, или в промежность — черт с ней, с анатомией, думала Анджали, какая разница, все равно больно. Но Анджали слишком распалилась, чтобы объяснять Нане, что та делает ей больно. Она просто хотела кончить. Это было серьезно. И Анджали ничего не сказала.

Бля, больно-то как, думала Анджали. О нет, нет, это все неправильно, о нет, думала Нана, вспоминая Моше.

Анджали, отчаявшись, сорвала трусики правой рукой, потом снова опустилась на диван. Она спустила их ниже ногами. В конце концов они оказались на левой ступне. Трусики свисали с левой ступни. Нана продолжала ее ласкать. Глядя в закрытые глаза Анджали, Нана ласкала ее. Как прекрасно, думала Нана. Анджали напряглась и выгнула спину, потом стала тяжело дышать, а Нана была счастлива. Она разглядывала Анджали снизу. Прямо над лобком у нее была блестящая родинка.

Потом Анджали кончила.

Она посмотрела на Нану. Она посмотрела на свои трусики, свисающие с левой ноги. Анджали хихикнула.

Я вам обещал сказать, когда это случится. Ну вот. Нана и Анджали только что занимались сексом.

Довести друга до оргазма — это то, что я назвал бы социально затруднительной ситуацией. Нана смотрела на Анджали сверху вниз. Подбородком она опиралась на макушку Анджали. Но главная трудность ситуации была не психологической. Нет. Нана чувствовала себя физически неловко.

Она опиралась подбородком на макушку Анджали, и поэтому ее рот был закрыт. Она дышала через нос. И что тут такого? спросите вы. Дело в том, что у Наны был заложен нос. Ей было трудно дышать.

Нане надо было немного поковырять в носу.

Крадущимся движением она тихонько подняла руку с теплых волос Анджали к своему склоненному лицу. Она наклонила голову еще сильнее, довольно постанывая в ухо удовлетворенной Анджали. Потом Нана зачерпнула мизинцем козявку из носа, коротко взглянула на нее — блестящий от слизи изогнутый червячок засохшей крови — и неспешно провела рукой вниз по телу Анджали. Идея была в том, чтобы поглаживание выглядело вялым, обессиленным. Ее мизинец был отставлен в сторону, как бы демонстрируя надлежащий способ держать чайную чашку из дельфтского фарфора. Потом Нана, словно отчаявшись, уронила руку с края дивана и тщательно вытерла мизинец снизу о деревянную раму.

Вот так Нана справилась с первым последствием своей неверности.

Разумеется, это была не единственная проблема. Возможно, первая, но уж точно не самая важная. Нана изменила Моше. Она была ему неверна. Вот это и есть самая важная проблема.

Но мой рассказ — не о неверности. Вовсе не неверность была причиной задумчивости Наны.

Мой рассказ — о доброте.

Если вы уже в кого-то влюблены, в конце концов вы решите, что надо делать. Для примера, пока Нана потихоньку ковыряет в носу, давайте вернемся на минуточку к Стейси и Хендерсону. Когда Хендерсон изменил Стейси со своей ровесницей по имени Бийонс, в конце концов он решил, что оставит Стейси ради Бийонс. А все потому, что Бийонс сделала ему минет, а Стейси считала оральный секс чем-то ужасным. Я не защищаю Хендерсона. Я просто излагаю факты. Таков один из вариантов — вы решаете быть жестоким к другому (Стейси) и добрым к себе (Хендерсону).

Ирония в истории разрыва отношений Стейси и Хендерсона заключается в том, что месяц назад Стейси встретила сварщика по имени Барри. Он был членом Национальной организации стали и сплавов. Барри был крупным мужчиной. А Стейси считала крупных мужчин ужасно сексуальными. Но Стейси решила, что не сможет бросить Хендерсона ради Барри. Она решила, что Хендерсону будет слишком больно. Вот еще один вариант, что делать после измены. Можно быть жестоким к себе (Стейси) и добрым к другому (Хендерсону).

Этот вариант встречается гораздо реже. Обычно для него есть особая причина. Например, если сказать правду, то Стейси не ушла от Хендерсона к Барри вот почему. В тот самый момент, когда член Барри в первый и единственный раз входил и выходил из Стейси, зазвонил ее мобильник. В три часа ночи. Это был Хендерсон. Он сказал, что находится в пяти минутах от нее, и спросил, можно ли зайти к ней в гости. В потрясении от звонка Хендерсона, Стейси печально, но непреклонно попросила Барри уйти. Навсегда. С другой стороны, “навсегда” получилось только потому, что Стейси забыла спросить у него номер телефона.

В любом случае, оба моих варианта пренебрегают мнением третьей стороны. Того, с кем изменили. В обоих вариантах были полностью проигнорированы права Бийонс и Барри. А теперь представьте на секунду, что вы добры не только к другому, но и к третьему. Как вам это? Что, если бы вы могли быть добры ко всем? Добры к Стейси и Бийонс, добры к Хендерсону и Барри?

Нана хотела быть добра ко всем. Но если ты хочешь быть доброй ко всем, начинаются проблемы. Комната была бледно-голубой. Анджали только что кончила с Наной.

И это серьезно.

Все постепенно запутывается. Но я думаю, вы справитесь.

Короче говоря:

Нана влюблена в Моше.

Анджали ни в кого не влюблена.

Моше влюблен в Нану.

И тут у Анджали и Наны, кажется, начинается роман.

Ну вот, все карты на столе. Это рассказ о том, как Моше бросила его подруга. Она ушла от него к его лучшей подруге. Самая печальная, самая обычная история.

Папа в этой истории — ангел-благодетель. Он всегда рядом, просто чуть в стороне от центрального сюжета. Он счастливый персонаж. Собственно, все мои персонажи счастливы. Но Папа самый счастливый.

Теперь в моем рассказе наступил август. (Вся история заняла чуть меньше года. Все началось в марте, а теперь был август.)

Папа сидел в своем офисе в Сити, на Олд-Брод-стрит. Он рассматривал коробочку для канцелярских скрепок, которую Нана смастерила в двенадцать лет на уроке труда. Наниного учителя труда звали мистер Скарборо. Все мамы восхищались мистером Скарборо. Он был загорелый, и он собственноручно перестроил свой домик на ферме в Провансе. Папы ему не доверяли. Нану он покорил тем, что сделал коробочку для канцелярских скрепок, а потом сказал Папе, что ее сделала Нана. Папа притворился, что верит им обоим. Коробочка была из жести, ее украшал неровный узор. Крышкой служил круглый кусок бука. Сверху Нана самостоятельно приклеила четыре эмалевых квадратика бирюзового цвета, образующих ромбик.

Это была прекраснейшая в мире вещица. Не думаю, что Папа когда-нибудь говорил это вслух.