– Бог с ним, с Байгозиным, – отмахнулась она небрежно. – Слушай, мне всегда было интересно: как ты умудрился попасть на радио?

– А что в этом такого?

– Ну, ты… Немногословный, прямо скажем. А у них надо говорить без конца… Ты ведь ведущим работал, это правда?

– Было дело, – пожал плечами Ваня. – Наверное, я потому и мало говорю сейчас: тогда наболтался.

– Может, сделаешь для меня исключение? – Таня с видом крайней заинтересованности облокотилась на стол.

Красков, видно, привык сам проводить дознание, потому что сначала замялся, поставил аромалампу ровно посередине, выровнял салфетницу.

– Сейчас, наверное, это странно звучит, но лет в двадцать я играл в КВН. Не в высшей лиге, конечно, так, была небольшая сборная… Выступали на наших праздниках, на юбилеях начальства. Художественная самодеятельность, короче, кто на что горазд. Ну, и меня заметили, сказали, что тембр голоса приятный. Сначала я на это внимания не обратил, а потом, когда ушел из органов…

– А почему ты ушел?

– На самом деле это было не совсем мое решение. – Красков помрачнел, и Таня мысленно отругала себя: вместо того чтобы расслабить человека, только его напрягла.

– Извини, если хочешь, можешь не… – начала было она, но Ваня жестом ее прервал.

– Нет, ты права. Нам лучше сразу узнать все друг о друге. Насчет тебя я в курсе, так что… – И не успела Таня спросить, о чем там он конкретно в курсе и что бы это вообще значило, как он продолжил: – Ты ведь понимаешь, что не все в органах работают за идею. Есть не очень чистые товарищи, есть… Не очень люблю это определение, но… Оборотни в погонах, короче. Конечно, все сложнее, чем в «Криминальных хрониках» и «Ментовских войнах», но факт остается фактом: в моем начальстве были такие. Через нас должно было пройти крупное дело, а я был молодой, принципиальный. Об этом знали слишком хорошо и, чтобы не рисковать, предложили мне уволиться по-тихому. Не стали ждать столкновения интересов.

– И ты так спокойно об этом говоришь?!

– Ну, во-первых, это было давно. А во-вторых… – Уголок его рта дернулся вверх, хотя глаза остались серьезными. – Мне что, надо было устраивать эти детсадовские фокусы? Бить себя кулаками в грудь и рассказывать на каждом углу, что мой начальник – куплен?

– Хотя бы! – Таня воскликнула это слишком громко и тут же ощутила на себе неодобрительные взгляды людей за соседним столиком, а потому понизила голос: – Или ты думаешь, что говорят правду только в детском саду? А взрослые умные люди молчат в тряпочку?

– Представь себе, иногда надо и промолчать, – нахмурился Красков.

– Конечно! – Она развела руками. – А потом люди удивляются: и почему у нас в стране столько взяточников? Все рассуждают как ты: своя рубаха ближе к телу. Мог бы написать в этот, как его… Антикоррупционный комитет, или как он там называется. В прокуратуру, следственный комитет. Ведь разоблачают и не таких крупных шишек!

– Я тебя умоляю! – Красков посмотрел на нее так, словно перед ним сидело дитя неразумное. – Сажают тех, кто вовремя не поделился.

– А я вот так не думаю! – упрямо возразила Таня. – Если дело приобрело огласку, если бы ты подумал о ком-то, кроме себя…

– Ну да, ну да… И все бы послушали простого капитана, потому что именно так и устроен этот мир. Как только кто-то начинает говорить правду, все слушают, разинув рот, верят и хлопают в ладошки. А потом берутся за руки и водят хороводы.

Таня какое-то время молчала, стиснув зубы от возмущения, и даже не поблагодарила официанта, который расставил блюда. В конце концов, на свидание она пришла не для того, чтобы кого-то перевоспитывать, даже если он нуждался в первосортной порке.

– Теперь ясно, – произнесла она, когда длинноволосый парень в фартуке удалился.

– Что тебе там ясно? – без особой любезности осведомился Ваня.

– Почему ты пошел на радио.

– И почему же? – Он пододвинул к себе веганскую версию оливье и вооружился ножом и вилкой, но сделал это так, словно еще не решил, куда воткнет приборы: в еду или в наглую девицу напротив.

– Потому что тебе все равно, что говорить, лишь бы за это платили.

Красков, который только поднес ко рту первую порцию, опустил вилку и, сурово сжав челюсти, встал из-за стола. Таня даже слегка струхнула: ведь не уйдет он из-за одного обвинения?

– Ты куда? – спросила она и, чтобы он не решил, будто ее как-то расстраивает его уход, добавила саркастично: – Вспомнил, что не выключил дома утюг?

– Вспомнил, что не вымыл руки, – бросил Красков и ретировался в направлении туалета.

Таня выдохнула и откинулась на спинку стула. Чувство у нее было такое, словно она сейчас не с ухажером болтала, а тягала мешки с картошкой. Вымоталась, как псина. Нет, до чего тяжелый человек! Во всех смыслах! А она-то решила, что Байгозин ее угнетал! Куда там! Он хотя бы рассказывал интересные вещи, его можно было слушать часами, забыв о времени. А этот? Мрачный нелюдимый зануда! Неудивительно, что у него нет жены. Зато, наверное, с ним можно не бояться измен. Потому что даром никому такой не нужен. У гранитных ступеней на выходе из кафе навыков обольщения больше, чем у этого солдафона.

Свидание определенно было ошибкой. И чтобы хоть немного успокоиться и набраться терпения, чтобы дожить до конца вечера, Таня втянула носом приторные благовония, прислушалась к тантрической музыке и оглядела салат. Нирваны она, конечно, не достигла, но ведь получается как-то у здешних завсегдатаев! Лица у них безмятежные, речь медленная, без лишней суеты и ругани. Может, у них есть чему поучиться?

Салат с проросшими зернами выглядел если не аппетитно, то, по крайней мере, вызывал эстетическое удовольствие. Таня не удержалась, сфотографировала свою порцию, закинула снимок в Инстаграм. Раньше Байгозин ее все время одергивал, считал, что так делают только нищеброды, зависимые от чужого мнения. Но сейчас-то он, поди, одергивает свою Леночку, а Таня, как девушка свободная, имеет право выкладывать все, что заблагорассудится, не спрашивая разрешения. А на случай, если Байгозин вдруг зайдет на ее страничку, Таня сделала приписку: «Приятный вечер в теплой компании». Пусть знает, что и у нее личная жизнь идет своим чередом.

Неизвестно, сработали благовония с музыкой или проявился терапевтический эффект мелкой женской мести, но настроение у Тани улучшилось. И когда Красков вернулся к столу, она уже вовсю уплетала проросшие зерна с соевым соусом и была миролюбива, как сытый удав.

– Ты извини, я погорячилась. – Она промокнула рот салфеткой, заглянув в ледяные, цвета нержавейки, глаза.

– Да нет, все в порядке. – Ваня, видно, тоже успел подумать и освежиться. – Я тоже когда-то думал так же. Мир во всем мире, честность, принципы… Все вот это. И если бы познакомились лет семь назад, я бы с тобой за компанию лез на баррикады против Байгозина.

– Если бы познакомились лет семь назад, ты бы легко заработал себе статью, – улыбнулась Таня, гоняя по тарелке зерно.