— Шлю-уха!

— громко прохрипел парень и, почти не слыша ее довольного полустона-полусмеха, рухнул всей тяжестью своего тела на кровать. — Лидка, какая же ты шлюха!

Она выпростала свою руку у него из-под груди и пошла в ванную. В холле горел свет, и на маленькой банкетке сидела домработница Наталья.

— Подслушивала?! — удивленно выкатила на нее глаза Лидия и бесстыже колыхнула грудями. — Ну и как, возбуждает?!

Наталью едва не стошнило. Вот уж прости, господи, проституткой была, проституткой и сдохнет! Где же это видано, чтобы голышом по квартире гулять. Она, бывало, и при муже никогда голой не появлялась. А эта привела бугая в дом, так теперь и над ней потешается.

— Ухожу я, — сурово поджала губы Наталья и протянула руку. — Давайте расчет, и я ухожу.

— Куда это ты интересно уходишь?! — Лидия уперла руки в голые бока и с вызовом подняла подбородок. — А говнюка на кого оставляешь?!

— Так ведь у него мать есть, — едва не задохнулась от такого Наталья. — А я не могу больше! Сил моих нету смотреть на то, что ты вытворяешь…

— Так ты еще и не смотрела, — зашипела змеей Лидия. — А хотелось бы?! Ну?! Признавайся, старая развратная обезьяна, хотелось бы взглянуть?!

— Ты чего?! — Наталья по-настоящему испугалась. — Пора мне…

Она встала с банкетки и сделала робкий шажок в сторону двери. Тут уж не до денег, когда у стервы глаза остекленевшие. Не иначе обкурилась дряни какой-нибудь. Унести бы ноги…

— Стой! — властно приказала Лида и схватила бедную женщину сзади за волосы. — Идем, посмотришь… Генка, иди сюда! Развлечения продолжаются…

Она втолкнула Наталью в супружескую спальню, где поперек кровати развалился разомлевший и совершенно голый Гена Широухов. Он приподнял голову и недоуменно уставился на столь колоритный дуэт.

— Это кто? — хрипло спросил он, тыча пальцем в сжавшуюся в комок домработницу.

— Это?! — Лидия изо всех сил толкнула Наталью вперед, и, пролетев открытое пространство спальни, та приземлилась прямо у босых ступней Геннадия. — Это моя домработница. Она только что сказала мне, что у нее нет сил смотреть на то, что я вытворяю. И мне пришла в голову мысль проверить это на деле…

Опешив поначалу от неожиданности. Гена вновь почувствовал легкое возбуждение и зычно расхохотался:

— Ну и Лидка! Ну ты даешь! Черт! А почему бы и нет?! На меня еще ни разу не смотрела уцененная баба! А ну в угод! В угол, я сказал!!!

Не помня себя от ужаса и отвращения, Наталья на четвереньках отползла в дальний угол спальни и, всхлипывая, прикрыла глаза ладонью. Дал бы бог пережить ей весь этот ужас!

Дал бы бог! Ни минуты не останется в этом содоме. И ребенка… Да, видно, уж быть тому: заберет она ребеночка. Не нужен он этой паскуднице. После смерти мужа и не подходит к нему совсем. У мальчика зубки режутся. Плачет день-деньской. Только сейчас вон и уснул после таблеточки, что врач присоветовал…

— Так ты все сделал? — Лидка оседлала Геннадия и, то и дело оборачиваясь в угол, принялась облизывать его тело. — И когда ждать?

— Ox, ox, смотришь, бабка?! Я никогда так не заводился… Что ты спросила? — Он посмотрел на Лидку и тут же откинулся на подушки. — Все сделано. Как только вернулся от нее, так принялся работать. Всех на уши поставил. «Зелени» уйма ушла…

— А мои когда отдашь? — вовремя вставила она.

— Подожди… Дай место занять. Как я сейчас сорву столько? Не обижу…

— А разве можно достать его так далеко?

— У меня руки, что щупальца, — довольно хмыкнул Генка и погрозил закрывающейся Наталье. — А ну глаза открой, а то привяжем…

— А как быстро это случится? Хотелось бы поскорее! Как вспомню, каким тоном она со мной разговаривала, разорвать ее на части хочется!

— Так и разорвала бы. Кто тебе мешал?

— Не-ет, болью ее насладиться хочу! Хочу видеть, как слезами кровавыми зальется!

У нее никого дороже его нет. Никого. И хотя рожу воротила от него все это время, так это опять от чувства великого. Уж поверь мне!

Я знаю…

Наталья слушала их и не слышала. Пойми попробуй в этих вздохах, ахах, о чем они там переговариваются. Что-то страшное затеяли, это точно. Но вот о ком разговор, непонятно.

Ни имени не назовут, ни фамилии — хитрые.

А уж гадостные-то какие! Хоть и закрывала она глаза ладонью, так все равно что-то да увидишь. Не-ет, не место ребеночку в таком содоме! Не место! Она и его совратит лет через десять. Тьфу! Проститутка, одним словом…

Она не знала, сколько прошло времени с тех пор, когда ее заставили скорчиться в этом углу. За окном давно стемнело. Ей ужасно хотелось пить. Ноги свело от сидения в одном положении, но Наталья не шевелилась. Ей все казалось, что, шевельнись она, и они проснутся. Пусть уж совсем уснут, вот тогда и…

Первым захрапел Геннадий. Широко раскинутые в стороны руки безвольно ослабли, рот приоткрылся, и он крепко уснул. Лидия еще долго ворочалась. То ли места ей было мало, то ли еще чего не хватало. Но ровно задышала она со слабым подсвистом лишь минут через десять после своего утомленного партнера;

Вот тогда-то и поднялась из своего угла Наталья. Тенью скользнув мимо кровати, чтобы не дай бог не растревожить эту греховную парочку, она выскочила в холл и только тут смогла перевести дыхание. Словно почувствовав ее близкое присутствие, ребенок в детской пару раз чихнул и слабо захныкал. Терять нельзя было ни секунды.

Быстренько укутав маленькое тельце в красивый кружевной конверт, она схватила со стола бутылочку с кашей и уже через пять минут бодро вышагивала по тротуару. Что она задумала, было ведомо только ей. Губы ее беспрестанно шевелились, беззвучно прося у господа прощения, но сворачивать было уже поздно. Она шла быстро и притормозила лишь у самых ворот детского дома номер двадцать восемь, чтобы поправить сбившиеся набок волосы и поудобнее перехватить в руках дремлющего малыша.

Она была уверена, что у нее все получится.

Здесь работала заведующей ее младшая дочка.

Уж она-то всегда поможет матери. Всегда сможет упрятать концы в воду, чтобы ни один милиционер, ни одна мать-шлюха не нашла свое чадо. А что там будет дальше, то одному богу ведомо. Пусть всевышний распорядится его судьбой, коли родные люди не смогли…

Шаталов-младший лениво цедил тоник, стараясь скрыть от всех головную боль и раздражение, порожденное ею. Когда же все утрясется, черт бы их всех побрал?! Как ему обрыдло все это: и игра в пышущего ненавистью за убиенного, и искренняя забота об оставленной на произвол судьбы фирме, и серьезность, с которой он вроде бы вникал во все ее дела. Ну разве скажешь этим смотрящим ему в рот, что ни черта не понимает он во всей этой коммерческой хренотени? Приходится вешать на лицо маску умного придурка и вовсю изображать работающего локтями бизнесмена.