И не потому, что у нее не было выбора. Выбор всегда существует: между честью и бесчестьем, между нравственностью и развратом. Просто ей было интересно: как далеко он сможет зайти…

Адвокат раздел ее догола и усадил в то же самое кресло, в котором она и сидела. Сам же почти бегом обогнул стол, уселся на свое прежнее место и, мелко хихикая, залопотал:

— Ты хорошая покладистая девочка. Сиди вот так. Умница! Я так люблю хорошеньких покладистых девочек! И я люблю им помогать…

«Сколько же их побывало здесь? — хотелось спросить Лидии. — Сколько ерзало голой задницей в этом самом кресле?»

— У меня их не так уж мало, — ответил он на ее немой вопрос. — И все умненькие и покладистые. Но ни у кого не было такой шикарной груди. Перегнись ко мне через стол.

Я хочу посмотреть, какие они тяжелые…

Еле сдерживаясь, чтобы не фыркнуть ему в лицо, Лида встала коленками на край кресла и нагнулась над столом. Соски чиркнули по пыльной поверхности, оставив полосу.

— Умница, — судорожно сглотнул нотариус. — А теперь напиши мое имя. Аккуратно так выведи — Славик.

Теперь ей стало понятно, отчего этот стол был покрыт ровным слоем бархатистой пыли.

Ее, оказывается, здесь культивировали. Просто боготворили, как неотъемлемую часть ритуала. Она послушно выполнила его просьбу, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

Славик, так он велел себя называть, не сидел сложа руки. Он обегал ее то сзади, то спереди, попеременно прикладывая влажные ладошки к разным участкам ее тела.

«А не проще было бы меня трахнуть?» — так и просилось у нее на язык. Но Славику, видимо, так не казалось. Он буквально исходил слюной от столь занимательного зрелища.

— Какая послушная… — шептал он, поглаживая ее ягодицы. — Умница… Не то, что та стерва! Обозвала извращенцем, да еще по физиономии меня съездила. Ух, какая попка!..

— Вот, оказывается, в чем дело! Алевтина отказалась повиноваться. Еще бы! С ее-то нравственностью выслушивать подобные фантазии.

Можно себе представить отвращение, которое она испытала, глядя на этого маленького потного человечишку. Ей-то, Лидке, все равно. За годы своего ремесла она и не к такому привыкла. Подумаешь! Хочется мужику смотреть на нее, нравится наслаждаться властью, хоть и такой эфемерной, да пусть себе тешится. Это же не тот случай, когда тебя обступают восемь голодных до плоти жеребцов и требуют, требуют…

— Садись, моя хорошая. — Он аккуратно взял ее за талию и вернул на место. — А теперь давай поговорим. Только ни в коем случае не закрывайся ручками!

А она и не думала. Напротив. Вся его возня начала ее возбуждать, а возбудившись, Лидия уже не могла остановиться. Закинув ногу на ногу, она бесстыже выставила грудь и медленно облизала кончиком языка губы.

— Ох, ты моя обольстительница, — икнул совратитель. — Давай я тебе кое-что поясню…

Следующие несколько минут он ей что-то втолковывал. Перелистывал тома каких-то законодательных актов. Тыкал пальцем во множественные строки, но Лида ничего не видела. Ей плевать было на предисловие. Она ждала результата.

— Так вот я сумел убедить вашего супруга, да упокой господи его мятежную душу, что один пункт в части, касающейся вашего сына, нужно переделать. И теперь он выглядит следующим образом.

— Каким?! — Она была готова за грудки его трясти, лишь бы он говорил быстрее.

— По условиям завещания все права после смерти вашего мужа перешли к его напарнику Денису, как его там, — он вновь углубился в чтение завещания.

— Да знаю я! Дальше!

— Пока он отбывает наказание — по доверенности к его жене. После смерти Дениса она полностью владеет имуществом, кроме, разумеется, той части, что принадлежит по условиям завещания вашему сыну, но только после достижения им…

— Я поняла, — простонала она и едва не сползла на колени, умоляя его продолжить.

— Но… — Славик выразительно посмотрел на нее и поднял кверху указательный палец. — Тут-то и начинается самое интересное.

— Что?!

— Если умирает эта самая дама, Алевтина или как там ее, то в права наследования вступает единовластно ваш сын. А поскольку совершеннолетие им будет достигнуто лишь через восемнадцать лет, то имуществом вправе распоряжаться его опекун. Коим, если я не ошибаюсь, должна являться его мать. То есть вы…

Ай да силен бумагомаратель! Ай да силен!

Да за такие новости она не то что разденется, она на ступеньках крыльца джигу в голом виде станцует.

— Но ваш покойный супруг запретил мне разглашать последний пункт завещания до… ее смерти. — Славик жалобно посмотрел на нее. — Ты ведь не выдашь меня, куколка?

— Что ты?! Что ты?! — замахала она на него двумя руками. — Разве я могу?!

— Моя практика может…

— Успокойся и веди себя достойно, — Лида счастливо рассмеялась и потянулась за одеждой. — Вот, значит, как ты решил отомстить той самой несговорчивой сучке. Что же, весьма достойный способ отплатить за свое унижение. Я как никто понимаю тебя, Славик. Как никто. Меня унижали покруче, и я очень благодарна тебе.

Совсем не таких слов ждал Славик. Совсем не таких. Он ожидал слов признательности, высказанных с более интимной подоплекой, а не с таким победным видом. И с такой поспешностью начать одеваться… Это по меньшей мере неприлично…

Он заметно побледнел и принялся одергивать рукава пиджака. Губы его плотно сомкнулись, а брови нахмурились. С чего интересно эта дурочка решила, что он мстит кому-то? Ну не согласилась та кошка раздеться, ну ударила его по щеке, когда он попытался задрать ей юбку. И что?! Она что, считает себя вправе намекать, что поняла его мотивы. Этак, чего доброго, договорится до того, что он подталкивает ее к убийству.

— Я понимаю твою признательность, — несколько холоднее начал Славик. — Но и ты должна понимать, что двое из прямых наследников еще живы…

— Один, мой дорогой. Один! — Лида уже вовсю веселилась. — Ее Денис мертв. Не далее, как неделю назад он отбросил коньки в местах не столь отдаленных. Это тебе о чем-то говорит?!

"Да, — хотелось сказать ему. — Говорит.

Говорит о том, что ты страшный человек.

И даже пострашнее, чем твой бедолага муж мог себе представить…"

Но вслух нотариус не сказал ничего. Он молча проводил посетительницу до порога заведения, не менее учтиво поцеловал протянутую руку и, пожелав всего хорошего, вернулся в свой кабинет.

Пусть эта дурочка торжествует. Пусть думает, что сможет одним выстрелом убить сразу нескольких зайцев. Это в конце концов ее дела, и его они не касаются. Но вот если задумает начать вредить ему, то ей придется плохо.

Бывали у него уже такие случаи. И некоторые из них не имели аналогов. Но выходило все же так, что эти милые глупые овечки сами потом скреблись к нему вот в эту дверь. Умоляли на коленях, стараясь незаметно сунуть ему в руки объемистый конверт. А все почему? Да потому, что начинали какую-то возню, отдаленно напоминающую шантаж. Навредить ему, понимаешь, хотели! Им-то, идиоткам, невдомек, что, повинуясь его просьбам, они сами ставят свою подпись под своим же обвинительным приговором. Ведь только Славику было известно, в каком углу вмонтирована камера, снимающая интересные эпизоды времяпрепровождения его клиенток. При умелом монтаже это был взрывоопасный материал. Ему ли не знать?! И пусть только что вышедшая отсюда шлюшка во многом превосходила предыдущих, как в наглости, похотливости и.., жестокости, она все равно в его руках. Все равно…